Вот мы и встретились

Пирамидон порылся во внутреннем кармане куртки, висящей на спинке стула, извлёк мятую бумаженцию, положил её на стол, разгладил растопыренной пятернёй и протянул чересчур встревоженной помощнице вместе со своим мобильником. Та нервно набрала номер. Слава богу, капитан ещё не дрых!

- Григорий Палыч? У нас сбежала Алёна.

- Не велика потеря, - ответил сердитый голос, - обойдёмся и без неё.

- Ну, нет! – жёстко возразила Мария Сергеевна. – Не обойдёмся! Мы – одна команда, должны и отмантулить вместе, и вернуться вместе.

- Так что мне, бежать, что ли, за ней?

- Непременно, - приказала надкапитанша, - и торопитесь, пока она не влезла в вагон, - и значительно добавила: - Вас она послушает. Верните, иначе нам тоже придётся собирать манатки.

- Хорошо, - буркнул Адамов и отключился.

Мария Сергеевна облегчённо вздохнула.

- Тяпнешь? - предложил сердобольный трагик, видя хмурое напряжённое лицо деловой помощницы.

Она, не отвечая, присела на кровать. Мускатный хмель выветрился, она уже как стёклышко, в своей тарелке без всяких каёмочек, будто сладкого опьянения и отупения и не было. И не было песенной эйфории, и Адамова не было, а вся пакость пригрезилась под действием чёртова сине-зелёного сияния.

- Давай. – Водка была без запаха и вкуса, словно прогорклая застойная вода. Прихватила прямо пальцами шпротину, сунула в рот, и сразу захотелось выплюнуть. Кое-как зажевала, поднялась. – Пойду к себе.

Адамов появился примерно через час, постучал и, не дожидаясь разрешения, по-свойски вошёл.

- Хуже нет женской команды! – расстегнул шинель, снял фуражку, присел у стола и, положив руку на столешницу, забарабанил кончиками пальцев. – Ваше приказание, ваше лицедейство, выполнено.

- Где она? – Мария Сергеевна приподнялась и села на кровати, подтянув колени к груди.

Адамов усмехнулся, увидев её защитную позу.

- Сюда – категорически отказалась, пришлось устраивать в другой номер. Обещала больше не сбегать, по крайней мере, до концерта.

- Можете быть свободным, - жёлчно разрешила, словно приказала, строптивая актёрка.

Григорий Павлович, очевидно, не привыкший к резким командам, нахмурился, задвигав тёмными скулами.

- Я в чём-то виноват?

- Виновата я! – почти выкрикнула Мария Сергеевна.

- Сожалеешь?

- Не в том возрасте! – Она примиряюще улыбнулась. – Останемся друзьями, хорошо?

Поняв, что большего от неё не добьёшься, он поднялся, застегнул шинель, надел фуражку.

- До завтра. Надеюсь… - хотел сказать «ты», но не решился, - …вы-то не сбежите, - и вышел, а она опрокинулась на спину, успела натянуть одеяло до подбородка и мгновенно заснула.

И второй, последний, театральный сборник прошёл с таким же успехом. И опять слушателям и зрителям больше всего понравилось задушевное пение прорвавшегося таланта. И были долгие и дружные аплодисменты и цветы, много цветов, не было только от Адамова, и не было его самого. Совсем молоденький лейтенантик объяснил, что сегодня он прикомандирован к артистам для текущих надобностей, а капитан третьего ранга срочно отбыл в Северодвинск, к семье – из южного отпуска вернулась его жена с тяжело заболевшей дочерью.

- Разве он женат? – нервно вскричала Алёна.

- Так точно, - подтвердил заместитель, - его дочери уже 10 лет.

- Неправда! – ещё громче вскрикнула молодая актриса и засмеялась сначала тихо, дребезжащим смешком, а потом всё громче и громче, пока смех не перешёл в истерический хохот.

- Хлопни её хорошенько по заднице, - приказала Мария Сергеевна стоящему рядом с Алёной Владу.

Тот, не сомневаясь в целебности такой физиопроцедуры, не медля, исполнил приказание.

- Ну! Ты!! – взвизгнула истеричка и заплакала, роняя горючие слёзы сквозь пальцы, закрывавшие лицо, покачалась немного, подвывая, и шатаясь, ушла в раздевалку-гримёрку.

На том многострадальный гастрольный тур и завершился.

И вот уже Мария Сергеевна, усталая и помятая от долгого лежания на вагонной полке, стоит в своём подъезде и привычно освобождает от накопившейся макулатуры переполненный почтовый ящик. Не удержав, она уронила всю кипу, заворожённо наблюдая, как отдельно от неё, спланировав, лёг на пол конверт, надписанный запомнившимся крупным почерком. Присела тут же, на холодную грязную ступеньку и вскрыла письмо.

«Ещё раз здравствуйте, Мария Сергеевна. Позволю себе ещё раз и, наверное, в последний, потревожить ваше внимание…» Она аккуратно вложила письмо в конверт, поднялась, тяжело опираясь рукой о стену и вошла в лифт, держа в одной руке рюк, а в другой письмо, и оставив за собой на полу кучу всяких никому не нужных проспектов, рекламок, уведомлений, ради составления которых в шикарных офисах просиживают упитанные зады ухоженные блатные дамы и девки. В коридоре бросила рюкзак на пол, рядом – куртку, кое-как стянула нога об ногу сапоги, прошла в комнату, рухнула мордой в диванную подушку и зарыдала громко и всласть, освобождая заиндевевшую и заплесневевшую душу, заржавевшую от унизительных и тоскливых гастролей.

-10-