Вот пришел папаша Зю…

– Конечно, Раиса Максимовна, – согласилась Наина Иосифовна. – Нам с вами делить нечего. Наши мужья уже всё поделили, – с долей горечи вздохнула она.

– Вот хорошо! – продолжала радоваться Раиса Максимовна, не слушая Ёлкину. – А я-то ломала голову, чем мне накормить Мишу. На первое я приготовлю овощной суп, а на второе отварю сосиски с гречневой кашей. Это же просто королевский обед!

У Ёлкиных нет денег

– Папа, это невыносимо в конце-концов! – сорвалась Татьяна после очередной серии ударов теннисного мяча по дверям. Но тут же попыталась оправдать высокий тон: – Глеб будет нервным. Да и у меня нервы на пределе уже.

Борис Николаевич швырнул на стул ракетку и подобрал теннисный мяч.

«Какой я стала раздражительной, – подумала Татьяна. – Проклятая нищета, эти идиотские условия существования!»

– Ну папка, – стала она ластиться к отцу. – Ты же видишь, в какой тесноте мы живём… Папка, послушай, – нерешительно начала Татьяна. – Я понимаю, тебе это может быть неприятно… – И, наконец, решилась. – Папа, может быть, ты сходишь… куда-нибудь… – у Татьяны не повернулся язык сказать «попросить», – объяснить… что мы бедствуем, что остались без средств к существованию… Может быть, нас прикрепят к какому-нибудь… – «распределителю» она тоже не посмела выговорить, зная отношение к ним отца, – отделу по распределению продуктов… – И стала быстро оправдываться: – Не для себя! Папа, на одних макаронах мы детей не поднимем. Им нужны витамины!

– А мы как выросли?! – резко ответил Борис Николаевич, чувствуя, что ему наступают на больную мозоль. – На одной картошке, впроголодь! И, как видишь – ничего! До стольких лет дожили!

– Папа, сейчас другое время!

– Для хапуг и приспособленцев время всегда было самое ихнее.

– Папа, ты же знаешь, что мы не хапуги и не приспособленцы. Но так жить, как мы сейчас живём, нельзя, пойми! А о том, как вы выросли, мы наслышаны.

– Никуда я не пойду! – категорично заявил Ёлкин.

Впрочем, другого ответа Татьяна от отца и не ожидала.

– С голоду дохнуть буду, а никуда не пойду! – не унимался Борис Николаевич. – Тем более к коммунистам! И не заикайся мне больше об этом! – и добавил: – У меня по крайней мере, хоть какая-то, но есть пенсия!

– Боря, уже август заканчивается, а пенсии за июль ещё не выплатили, – посетовала из своего угла Наина Иосифовна, вывязывая носок.

– У нас нет денег, папа! – сказала Татьяна. – Нам не на что покупать продукты!

Тут, как нарочно, в комнату ворвался Борис-младший и, задрав ногу, заявил:

– Ма! Погляди, чего с моей кроссовиной – вся вдрызг. Мне не в чем будет ходить на занятия!

– Потому что ты ничего не бережешь! – снова сорвалась Татьяна. И снова подавила свой всплеск.

«Вспыльчивая, как отец», – подумала о дочери Наина Иосифовна.

– Боря, – уже мягче стала объяснять Татьяна, – теперь тебе придётся беречь свои вещи, потому что новых мы тебе не скоро сможем купить. Ты сам видишь, что наше материальное положение значительно ухудшилось. Ты уже взрослый и должен это понимать.

– Ма, но я ведь тоже могу как-то зарабатывать деньги, – предложил Борис-младший.

– Ах, Боря, ну как ты сможешь заработать? Ты же видишь, чего стоит найти работу Алексею.

Борис Николаевич вдруг с силой ударил кулаком о стену, так, что она задрожала, и выскочил из комнаты.

– Софка! – ворвался он в комнату к Софоклу. – А ну быстро идём на рыбалку: мне позарез к вечеру рыбы наловить надо!

Софокл как раз пришивал оторванный ремень к сумке, которую нашёл в мусорном баке.

– О чём речь, Николаич! – расплылся он в улыбке. – Гля, Николаич, какой мировой радикуль я нашёл в помойке! На рыбалочку, или ещё куда – в самый раз, – похвалился Софокл своим приобретением. И тут же щедро предложил: – Хошь, подарю?

– Не надо, – поморщился Ёлкин. – Черви-то есть у тебя?

– Это дело плёвое, – успокоил друга Софокл. – Это мигом: я во дворе место знаю, там червей навалом. Сбацаем!