Вотъ Вамъ молотъ

Ну и что мне делать? Ведь он прав… Тут до меня дошло, что всех рабочих (да и вообще всех, с кем общался на заводе) он исключительно по имени-отчеству зовет, да на "вы" — так почему мне такое исключение? Не удержавшись, спросил.

— Ну экий ты, Александр, басурман получаешься австралийский! Мы же с тобой ровня, дворяне не последних кровей. Чего нам чиниться-то между собой? Вот ты меня на "вы" да по отечеству, так я вроде и возрастом постарше буду — так что ладно, хотя и не очень приятно старость грядущую принимать. А они — люди чужие, их надо на расстоянии держать, даже словом. А ты не знал? Ну теперь знай, и меня по имени величай — мне же и сорока пока нет…

Понятно. А Николай тогда меня по имени наверное тоже не просто так звал… век живи — век учись! И дураком помрешь: тутошние-то (точнее, нынешние) все это с молоком матери впитывают. А я — да, "басурман из Австралии". Хорошо еще, что не "дикарь".

Двадцать третьего февраля (как раз во вторую годовщину "второго пришествия") я гордо сел "за баранку этого пылесоса". Первенец отечественного грузовикостроения грузовиком-то как раз и не стал: на первом шасси был собран небольшой автобус, правда, с салоном, в котором вольно размещалось всего шесть (и довольно роскошных) кресел. Потому что машина предназначалась для Камиллы, которой светили довольно многочисленные и длительные путешествия по Поволжью: на этот раз гидролизные заводы курировать ей пришлось лично (что, собственно, её инициативой и было после того, как я рассказал о их назначении. Так что комфортное средство передвижения в данном случае было не роскошью, а суровой необходимостью.

Средство получилось действительно комфортабельным: в отличие от шасси, назначенного стать именно грузовиком, тут рессоры задней подвески были сделаны телескопическими, на витых пружинах (по шесть штук на колесо) и с гидродемпферами, так что автобус весьма спокойно и плавно передвигался даже по булыжной мостовой. Относительно плавно, а по обычной дороге (в том числе и по шоссе) в салоне тряски не ощущалось совершенно, лишь довольно легкие покачивания почему-то заставляли пассажиров зевать. В любом случае лучше, чем в экипаже трястись — да и быстрее.

Собственно грузовик вышел из ворот цеха неделей позже — второго марта. С ним возникла небольшая проблема: генератор не обеспечивал зарядку аккумулятора — что-то не так было в релейной схеме. Но дождаться окончания ремонта (так и выкатки первой "легковушки", запланированной на восьмое) я не смог: четвертого дед прислал телеграмму с просьбой "срочно прибыть в Петербург" — и я, всё бросив, тут же отправился в столицу. В этом деле задерживаться было недопустимо.

Глава 11

— Ну, что скажешь, Илларион Иванович? — Николай отодвинул папку с бумагами и посмотрел на старика. Мнению его в вопросах, касающихся финансов, он доверял полностью, а потому решил глубоко не вникать в представленный его вниманию документ. Однако его не покидало ощущение, что собравшиеся что-то явно недоговаривают.

— Он тут верно заметил, — ответил сидящий в удобном кресле собеседник, — что в "золотой лихорадке" в Калифорнии прибыли тех, кто золотодобытчикам все необходимое поставлял, были куда как больше прибылей самих старателей. Но так же верно замечено, что как раз тут прибыли уже наши от каприза природы не зависят, и его услуги окупятся сторицей. Опять же, юноша сей, похоже, и в сплетнях искушен…

— То есть тут больше сплетни? — удивился Николай.

— Нет, но видит он верно, как оные пресечь. Сергей Юльевич уже кампанию противную начал, а так все его усилия окажутся напрасными. Толковый юноша, думаю, что прислушаться к нему стоит. Тем более, что в долю он не стремится, место своё понимает…

— А ты что скажешь, Евгений Иванович? — поинтересовался Николай у грузного человека в мундире. — Тут и по твоему ведомству предлагается изрядно.

— И предлагается весьма дельно. А то, что денег ему на все это обустройство давать не придется, то двойная выгода получается…

— А самое главное — вмешался Илларион Иванович, — что он, в деле напрямую не участвуя, всех более заинтересован будет в его процветании. Ведь как ни крути, а ему откладывается хорошо если процентов двадцать с оборотов предприятия, при том, что во время становления дел платить теперь выходит ему чуть ли не четыре пятых.

— Мошенник? Ну не верю я, что в державе нашей купцы в филантропов так заделались…

— Я, Николай Александрович, первым делом так и подумал. А посему проверил, и выходит, что не так все тут. На самом деле он лишь особого покровительства ищет, но за сим он выгоду свою не забывает. Все эти его планы намечают ему прибыли как бы не тридцать, а то и тридцать пять процентов на вложенный капитал, возможные, однако, лишь при нашем как раз покровительстве. Но дела свои он как раз техническими решениями ограничивает — в чем он, безусловно, разбирается более чем изрядно, что и тутошние дела его показывают. Однако с техникой его и наши прибыли вырастут, причем в разы, не на проценты…

— И он прогореть совсем не боится?