Мы летали непрерывно, сменяя друг друга в воздухе. Старались каждый вылет строить тактически грамотно, используя уже немалый опыт боев отчисление превосходящим противником. Прикрытие переправ осуществляли, эшелонируясь по высотам, что давало нашим малочисленным группам максимальную свободу маневра. Однако неравенство сил было слишком очевидным. Сказывалось и то, что мы имели здесь дело с отборными немецкими летчиками, поэтому бои были очень тяжелыми. Для многих молодых летчиков, которые начинали воевать под Сталинградом, первый боевой вылет часто становился последним. Гитлеровские асы не прощали даже малейшей оплошности в воздухе и не оставляли времени для приобретения боевой формы. Но вместе с тем выявилось и другое: к лету сорок второго года в наших поредевших и измотанных беспрерывными боями полках уже образовались группы летчиков-истребителей, которые не только ни в чем не уступали гитлеровским асам, но и безусловно превосходили их во всем, что касалось индивидуального мастерства, В каждом полку таких летчиков было немного, но тем не менее гитлеровцы уже почувствовали их силу. Летчик соседнего с нашим полка Михаил Баранов под Калачом в одном бою сбил четыре немецких самолета. Воевал он смело и грамотно во всех боях. В сорок четвертом и в сорок пятом годах, когда мы уже практически выбили весь цвет фашистской авиации и наше господство в воздухе стало безраздельным, наши опытнейшие асы в одном бою сбивали по два и даже по три немецких самолета. Но это даже для заключительного этапа войны было редкостью, а что же говорить о лете сорок второго года, когда противник был на редкость силен и держал в своих руках инициативу! С Михаилом Барановым мы впоследствии недолгое время служили в 9-м гвардейском полку и не раз делились впечатлениями о боях под Калачом. В этих боях прославились и получили фронтовую известность также летчики-истребители Степаненко, Мартынов, Балашов и другие.
Наш полевой аэродром Илларионовский, с которого мы вели интенсивную боевую работу, находился в непосредственной близости к Калачу. Нередко воздушный бой приходилось начинать сразу после взлета, а это было чрезвычайно сложно. Заканчивали бой, как правило, на исходе горючего, с израсходованным боезапасом, часто — над своим аэродромом. Не раз нашим летчикам приходилось производить посадку под огнем немецких асов. В такой сложной обстановке, когда аэродром расположен у самой линии фронта и на нем базируются несколько истребительных групп из разных полков, аэродром, конечно, должен хорошо прикрываться зенитной артиллерией. Но наш полевой аэродром зенитного прикрытия не имел, и потому мы нередко теряли летчиков именно в тот момент, когда, возвращаясь с задания, истребители шли на посадку или вынуждены были принимать бой над собственным аэродромом без горючего и боеприпасов…
Само собой разумеется, противник уделял аэродрому постоянное внимание. Однажды, когда большая часть наших самолетов находилась на заправке горючим и боеприпасами — из боя с небольшим интервалом вернулось сразу несколько групп, — внезапно прилетели два десятка «мессершмиттов», которые блокировали аэродром, сожгли несколько самолетов Як-1, вывели из строя летное поле и набросали множество мелких противопехотных мин — «лягушек». Это был тяжелый урок.
На рассвете следующего дня уцелевшие самолеты перелетели на полевой аэродром Воропоново (в пятнадцати — двадцати километрах к югу от Сталинграда). С этого аэродрома мы продолжали вылетать в район Калача, а после прорыва немецких танков на южном направлении прикрывали боевые действия «петляковых», которые уничтожали танки и живую силу противника в районах Жутово и Аксай.
Гитлеровцы наступали.