Воздушный корабль

Это явленіе можно было объяснить только электричествомъ, такъ какъ присутствія тѣхъ мелкихъ живыхъ тѣлецъ, которыя производятъ электрическое свѣченіе моря, на его поверхности въ это время не замѣчалось.

Вслѣдствіе всего этого слѣдовало предположить, что напряженіе электричества въ атмосферѣ усилилось до весьма значительной степени.

И дѣйствительно, на другой день, 19 іюля, на морѣ разыгралась буря, отъ которой легко могъ погибнуть всякій корабль. Но Альбатросу ни почемъ были вѣтры и волны; когда онъ почему-нибудь находилъ неудобнымъ летѣть надъ поверхностью моря, какъ чайка, онъ всегда могъ подняться далеко за облака, какъ орелъ.

Въ это время воздушный корабль находился на сорокъ-седьмой параллели. Долгота дня не превышала семи-восьми часовъ. Оно понятно: вѣдь, аэронефъ летѣлъ къ Южному полюсу, гдѣ, какъ мы уже сказывали, стояла въ это время зима.

Буря разыгралась нешуточная. Поднялся огромный смерчъ и началъ быстро надвигаться на аэронефъ, находившійся въ это время не выше ста метровъ надъ поверхностью моря. Смерчъ былъ настолько высокъ, что столкновеніе являлось неизбѣжнымъ: аэронефъ не успѣлъ бы подняться отъ него вверхъ. Тогда инженеръ велѣлъ просто сдѣлать поворотъ въ сторону, но въ это время вокругъ перваго смерча поднялось десятка два новыхъ, и всѣ они, быстро вертясь вокругъ самихъ себя, помчались на аэронефъ. Пришлось лавировать между ними, но и это средство оказывалось ненадежнымъ. Который-нибудь изъ смерчей

неминуемо долженъ былъ обрушиться на аэронефъ и разнести его въ куски.

Тогда даже самые хладнокровные изъ экипажа потеряли голову. Только одинъ Робюръ сохранилъ свое неизмѣнно-величавое спокойствіе.

— Смѣлѣй, ребята! — крикнулъ онъ. — Все уладится.

И затѣмъ обратился къ Тому Тернеру съ приказаніемъ:

— Дать выстрѣлъ изъ пушки!

Помощникъ инженера поспѣшно подошелъ къ орудію, зарядилъ его бомбой и выстрѣлилъ въ ближайшій изъ смерчей.

Сотрясеніе воздуха разбило смерчъ, разлетѣвшійся мельчайшими брызгами воды и пѣны.

Освобожденный аэронефъ отлетѣлъ въ сторону и затѣмъ торопливо поднялся вверхъ на нѣсколько сотъ метровъ.

— Все ли цѣло на бортѣ? — спросилъ инженеръ.

— Все цѣло, — отвѣчалъ Томъ Тернеръ, — но въ другой разъ я бы не совѣтовалъ затѣвать такую опасную игру въ волчокъ.

Дѣйствительно, Альбатросъ подвергался большой опасности. Не увернись онъ такъ счастливо отъ смерчей, его бы раздавило какъ картонку.

Затѣмъ, послѣдовало нѣсколько однообразныхъ, скучныхъ дней, во время которыхъ не случилось ничего необыкновеннаго, никакое замѣчательное явленіе не развлекало путешественниковъ. Баллонисты тщетно вглядывались въ даль, не покажется ли хоть клочка земли, но глаза ихъ всюду встрѣчали только одно неизмѣримое море.

Фриколену поручено было поразспросить Франсуа Тапажа насчетъ личности Робюра, и негръ принялся за дѣло съ большимъ усердіемъ. Но хитрый гасконецъ наговорилъ дураку-лакею такой чепухи, въ которой никакъ нельзя было разобраться. По его словамъ, Робюръ оказывался то отставнымъ министромъ Аргентинской республики, то президентомъ чилійскаго адмиралтействъ-совѣта, то низвергнутымъ президентомъ Соединенныхъ Штатовъ, то испанскимъ генераломъ, изгнаннымъ изъ отечества за неудавшееся военное пронунсіаменто, то, наконецъ, вице-королемъ Индіи, отозваннымъ вслѣдствіе министерской перемѣны въ Англіи. То инженеръ оказывался милліонеромъ, то человѣкомъ, разорившимся въ пухъ отъ постройки аэронефа. Подъ конецъ поваръ по секрету шепнулъ Фриколену, что Робюръ собирался летѣть на луну и тамъ поселиться…

— А что, Фриколенъ, вѣдь, не дурно будетъ на луну-то прокатиться? Какъ ты находишь? Тамъ, говорятъ, отлично…

— Я не поѣду!.. Ни за что не поѣду!.. Я отказываюсь! — вопіялъ глупый негръ, принимая въ серьезъ чепуху, которую несъ поваръ.

— Что такъ, миленькій?.. Нѣтъ, это ты напрасно… Мы тебя женимъ на какой-нибудь лунаркѣ, и ты расплодишь тамъ негровъ… Развѣ плохо?

И когда Фриколенъ передавалъ эти разговоры своему барину, тотъ выходилъ изъ себя отъ досады, такъ какъ очень хорошо понималъ, что этотъ вздоръ говорится нарочно. Все это еще болѣе распаляло въ дядѣ Прюданѣ жажду мщенія.

— Филь, — сказалъ онъ однажды своему коллегѣ,— вы теперь достаточно ли убѣдились, что бѣжать нѣтъ никакого средства?

— Совершенно убѣдился, дядя Прюданъ.

— Хорошо. Но вѣдь всякій человѣкъ надъ собою воленъ. Если нужно, то можно пожертвовать жизнью и…

— Если настало время пожертвовать жизнью, то для меня чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше! — вскричалъ Филь Эвансъ, который хоть и былъ менѣе вспыльчивъ, нежели президентъ Вельдонскаго института, но все-таки слишкомъ большимъ терпѣніемъ не обладалъ. — Да, пора съ этимъ кончить. Куда летитъ Альбатросъ? Въ Патагонію? Въ Огненную Землю? А еще куда?

Къ полюсу? Очень можетъ быть. Отъ этого проклятаго Робюра все станется. Но вѣдь мы тогда можемъ погибнуть. Слѣдовательно, какія бы мѣры мы теперь ни употребили, все дозволительно, потому что каждый имѣетъ право всячески защищать свою жизнь.