Уже темнело, солнце село за горизонт, оставив лишь узкую медную полосу. Обычно Рихард в этот час выбирается из своей импровизированной могилы, но сегодня припозднился. Мы успели поужинать, а упырь до сих пор не выполз.
Войко снова вернулся в каюту. Заглянув, я увидела, что он сидит с булавой в руках и неотрывно смотрит на люк. Дверь скрипнула, он вздрогнул и посмотрел на меня, но тут же вымученно улыбнулся и отставил оружие к стене.
— Дядя Войко, что-то случилось? — я переступила через порог и притворила за собой. — Что-то с Рихардом, да?
Бородач сжал губы, но кивнул. Потом посмотрел на часы.
— Что-то не то… — проговорил он, потёр будто замёрзшие руки и опустился на одно колено возле коврика. Я тоже подошла — интересно же.
Войко постучался в половицу. Тишина.
— Может, он помер? — с надеждой вопросила я.
— Типун тебе на язык! Хотя, извини, у тебя уже есть.
— Не смешно, — надулась я. Волдырик уже прошёл, но воспоминания о нём ещё грели душу, как перепревший навоз.
— Лапушка, ты бы сходила к ребятам, ладно?
— А чего?
— Пойди спроси, может, чем помочь надо.
Я сделала пару шагов к двери, но обернулась.
Костяшки крупных пальцев снова постукали о древесину:
«Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук-тук!»
— Рихард, ответь! Рихард! — пробасил Войко.
Ответа не последовало.
— Пропасть! Ломать придётся, — заключил старпом и грузно поднялся.
Выходя из каюты и меня за собой выволок, после чего направился к баку.
Я недоумённо проводила его взглядом.
Ну, не проснулся этот упырюга сейчас, чего такого-то?
Вернулся Войко уже с монтировкой. Я украдкой заглядывала в каюту через приоткрытую дверь. С натужным треском крышка люка поддалась. Откинув её, Войко посмотрел внутрь, а я вошла обратно.
— Твою мать, — плюнул старпом и заметил меня, но прогонять не стал. — Лапушка, подай лампу.
Схватив за ручку осветительный прибор со стола, я тоже с интересом заглянула в логова кровососа.
Тёплый свет озарил безжизненное тело. Скомканная рубашка валялась рядом, открывая тонкий шрам через весь торс. Лицо казалось совершенно пустым, всякое подражание жизни оставило вампира и не вернулось с закатом. Зато возле плеча возлежала кучка серебряных монет и тихо шкворчала.
— Так, надо его вытащить, — с деланым спокойствием сказал дядя Войко.
Опустившись на оба колена, он полез вниз мускулистой ручищей, второй придерживаясь за край. Потянул Рихарда под локоть, заставляя труп согнуться в пояснице. Звонко посыпались монетки. Голова безвольно завалилась, рот открылся.
У меня что-то ёкнуло.
Не может же он действительно…
Обхватив тело Рихарда поперёк груди, Войко вытащил его на себя из подпола. Завалил на тахту, закинул ноги. Уложил головой на подушку.
Я поставила лампу рядом на рундук, и невольно стала грызть коротко подстриженные ногти.
Плечо вампира казалось обожжённым и каким-то перекорёженным. Белёсая кожа переходила в потемневшую, обуглившуюся.
— Что это с ним? — еле выдавила я.
— Потом, — отмахнулся Войко.
Вампир выглядел таким мёртвым… Как мама, когда я сжимала её холодную руку у постели и плакала. Меня тогда Анна увела, сказала, что тело нужно обмыть перед прощанием. Они с бабушкой всё сделали. Мне не разрешили ни помогать, ни смотреть.
— Яра, беги в трюм, достань из бочки со льдом кровь. Вели Радеку или Демиру принести отрез парусины.
Я кивнула, выходя из ступора, и бросилась к порогу.
Через пару минут вернулась с кожаным мешком.
— Он откинулся, что ли? — сказал Радек, подавая через порог грубую ткань.
— Просто займись делом! — велел старпом.
Матрос, хмуро поправил головной платок и вышел за дверь.
— Помоги подстелить, — дядя Войко посмотрел на меня, приняв бурдюк и пока положив его на табурет.
Он приподнял тело Риарда в положение сидя, а я застелила тахту просмолённой парусиной. Опустив безжизненного вампира обратно, Войко взялся за бурдюк.
— Принеси воронку, — распорядился он, а когда та оказалась у меня в руках, продолжил: — Запрокинь ему голову, открой рот и вставь.
Пришлось присесть на тахту, чтобы удобнее было проделывать это — в последнее время я снова избегала вампирского ложа.
Мои пальцы дрожали, касаясь чёрных волос и холодного подбородка. Не потому что страшно прикасаться к мертвецу, а потому что я начала бояться, что этот мертвец не воскреснет.
Открыв рот вампира, я не увидела торчащих орудий убийства, зубы казались совсем нормальными, разве что кончики клыков островаты. Стараясь не пораниться о них, я сдвинула завалившийся язык — холодный и мерзкий, как слизняк — и протолкнула латунный носик в горло.
Войко выдернул затычку из кожаного мешка. Навис мускулистой горой над телом вампира и мной. Пунцовая жидкость ударилась о желтоватый металл и дёргающейся струёй потекла внутрь. Распространился тяжёлый запах бойни.
«Бульк-бульк-бульк», — переливалась кровушка из бурдюка в желудок вампира.
Только ничего не происходило. Когда бурдюк опорожнился наполовину, Войко перестал лить и поджал губы, мрачно покачав головой.
— Не помогает? — испуганно спросила я.
— Придётся по-другому.