Староста пытался меня усовестить: дескать, мы и так обобрали их до нитки. Не то что серебра – даже зернышка не осталось. Насчет зернышек, может, и не соврал. Мы выгребли почти все, да и оставалось – чуть. Главное зерно сейчас наливалось в колосьях. А вот имущество имелось. Как-никак, они втихую ободрали драккар, разбившийся о скалы. И что-то мне подсказывает: увлеченный живодерством тан не успел их раскулачить.
– Погляди туда, – предложил я старосте, развернув в сторону обсиженных мухами останков, привязанных к столбам. – Хочешь, чтобы с твоей семьей такое случилось?
Староста побелел. Поверил. А почему б ему и не поверить? Я же, считай, воплощенное Зло. Так кричал их священник, когда мы выносили церковное имущество. Громко кричал… Пока не получил дубцом по макушке. Теперь лежит, мается сотрясением мозгов и ругается уже шепотом.
– Не жмись! – усмехнулся я. – Тебе зато остается вся танова конюшня.
– Я должен отдать их второму сыну тана! – заявил староста.
– А почему – второму?
– Потому что первый – вон там, – староста показал в сторону кольев с жертвами датского гнева.
О как! Недоработка. Надо было раньше сказать: глядишь, и спас бы парня. За выкуп, разумеется.
– Так ты всё и отдал! – ухмыльнулся я. – Полно врать! Давай суетись! Время у тебя – до темноты. И даже не думай удрать: тогда мы убьем всех.
Поставив старосте задачу, я вернулся к своим. Все, за исключением трех дозорных, собрались вокруг двух огромных котлов. Один – с элем, второй – с кашей напополам с мясом. Кониной, к сожалению.
Пустили в расход раненую лошадь. Конину не люблю. Жилистая, жесткая, еще и припахивает. Это викингам всё равно: с их челюстями и желудками, а я люблю тонкую пищу. Вон она, кстати, бегает.
Я ухватил за лапку мелкого черного поросенка и сунул одной из прислуживавших девок.
– Зажарь для меня.
Потом поглядел на уплетающего варево Стюрмира и спросил:
– Что раненые?
– Всех увезли на корабль, – сообщил тот, продолжая жевать. Жуткая рана на роже была аккуратно зашита (видно, громила всё-таки показался отцу Бернару) и, казалось, не создавала ему никаких проблем. – Туда же и припасы свезли, и дюжину девок получше.
– Девки-то зачем? – поморщился я.
Все разом заржали.
– Мы знаем, что делать с девками! – пробасил один из команды Хрогнира. – Можем поучить, если хочешь!
– Ты лучше поучись, как у англов в клетке не оказаться! – отрезал я, и хохмач мигом заткнулся.
А котел-то с элем уже наполовину пуст. А рядом ждет еще одна бочка. Когда эта братия наберется, боюсь, мне с ними уже не совладать.
– Ждем до темноты, – сообщил я. – Потом все грузимся и уходим.
– Хёвдинг! – раздался дружный возмущенный вопль. – Зачем?
Ребятишки предвкушали еще одну веселую ночь – и вдруг такой облом.
– Гримар, – вкрадчиво проговорил я. – Помнишь, ты мне что-то обещал?
Чуток покоцанное жало человека-тарана повернулось ко мне вместе со всем бочкообразным туловищем.
– Чё?
– Десять марок, – напомнил я.
Скошенный лоб пошел морщинами, потом они разгладились: вспомнил.
– Молчать всем! – прогудел он. – Хёвдинг правильно говорит.
– Почему это я должен молчать? – возмутился Хагстейн Хогспьёт. – Это мой хёвдинг!
– Хагстейн, – ласково произнес я. – Меня слушай.
– Ага, – согласился норег.
Я поймал насмешливый взгляд Лейфа. Он подмигнул и поднял вверх серебряный кубок, который всегда носил с собой:
– За Ульфа-хёвдинга! – провозгласил он. И все выпили.
Староста собрал серебро. Вручил мне с таким видом, будто жертвует мне собственную почку. Так и есть: большая часть – добрые датские денежки вперемешку с арабскими дирхемами. Но около фунта – всякий серебряный лом и поганенькая, с разными добавками, местная монета. Но придираться я не стал. Передал мешок Стюрмиру и велел взвесить. До четырех фунтов не хватало граммов пятьдесят. Староста снял нательный крест, но я махнул рукой: оставь себе.
– Мы уходим, – сообщил я. – Лошадей заберете на берегу.
Ах, какое облегчение выразилось на сморщенном личике англичанина.
Можно даже не сомневаться: только мы уйдем, и все население деревни займется мародерством. Оружие, доспехи и вещи получше, включая, например, седло, упряжь и плащ тана, мы забрали с собой, но осталось достаточно, чтобы деревня недурно обогатилась.
Факелы не зажигали. Ночь была лунная. До берега доехали с ветерком. Жаль, лошадок с собой забрать нельзя. Хорошие лошадки. Лучше, чем у Кольгрима. Грузились тоже без огней. С пляжа было бы удобнее, о чем мне и намекнули, но я сделал вид, что не слышал. Потому что сам об этом не подумал.
Как оказалось, я не подумал о многом. Например, о том, что боевой отряд тана – не единственный на этой земле. Мы еще не успели отправить последний мешок с кусками жареного мяса – для небольшого ночного пира, как сначала пять раз ухнул филин (сигнал опасности), а потом примчался Вихорёк:
– Хёвдинг! Опасность! Враги! Много!
Я взобрался на скалу и убедился, что весь длинный пляж полон огней. Факелов сто, не меньше.