Вожди и лидеры. Как это было?

А. Гаспарян:

Ты знаешь, очень легко обвинять. Вот принято говорить: ввели войска в Чехословакию. Давайте поставим вопрос иначе: а могли ли не вводить? С точки зрения той идеологии, которая была в Советском Союзе, с точки зрения того, что шла холодная война, и это вовсе не какая-то выдумка журналистов? Могли ли, условно говоря, допустить начало краха социалистического лагеря в нашем тогдашнем представлении? Наверное, нет. Могли ли поступать менее радикально? Здесь у меня другой вопрос: а что вы подразумеваете под словом «радикально»? То, как действуют Соединенные Штаты последние 25 лет, – это радикальный подход к политике или нет? Что касается Афганистана, это вообще отдельная тема. Если послушать некоторых, то мы прекрасно жили много-много лет, потом вдруг наступает 1979 год, и у нас появляется Афганистан. Ребята, а в 1920-х годах у нас не было Афганистана? Что там делал отряд Примакова, вождя революционного Червонного казачества, который, между прочим, об этом потом стихи и повести слагал. В годы Второй мировой войны разве мы с англичанами Афганистан никак не обсуждали? Или, может быть, немцы не собирались использовать эту страну? К огромному сожалению, это один из вечных вопросов, стоявших перед русской государственностью. Просто в 1979 году дошло до того, что его начали решать радикальным путем. И вот что мне категорически не нравится: сегодня большинство из нас получают представление о 1979 годе и афганской кампании по книжкам американских профессоров и американским художественным фильмам. Для меня это больная тема: если мы зайдем в крупный книжный магазин, то опять увидим, что по этому вопросу имеется исключительно переводная литература. А собственная попытка осмысления этих событий у нас отсутствует. И до сих пор мы используем полученные клише, свойственные советологии. Я не говорю о том, что все было сделано правильно. Наверное, что-то можно было сделать иначе. Но считать себя умнее предыдущего поколения, которое вообще ни в чем не разбиралось и постоянно совершало одну глупость за другой, – это, простите, комплекс эпохи перестройки, когда тот же самый Михаил Сергеевич говорил: сейчас мы будем исправлять все ошибки, которые сделали наши предшественники. То есть как будто он был одним таким светлым человек за всю послевоенную историю Советского Союза.

Г. Саралидзе: Да, мне это тоже не нравится. Когда мы рассматриваем какие-то события, связанные с историей нашей страны в XX веке, или говорим о персоналиях, мы всегда подчеркиваем: чтобы двигаться вперед, прежде всего надо изучить то, что было. Даже по такому важному для нашей страны поводу, как ввод войск в Афганистан и вообще афганская кампания, у нас нет серьезной дискуссии и обмена мнениями. Мы до сих пор не расставили какие-то акценты. Это спорадически возникает, когда кто-то, исходя из своих политических воззрений, говорит: это была ошибка, этого не надо было делать. При этом никакой аргументации мы не слышим. Либо наоборот: если бы мы не пришли туда, это сделали бы американцы. Но аргументации я и здесь не вижу. И так по многим вопросам. Согласись, Дима.