Вожди и заговорщики

Крестьяне дадут хлеб только в обмен на промышленные товары. «Начиная с этого, проблемы индустриализации становятся центральными в партийных дискуссиях 1926–1927 гг.»[162]

, — пишет С. В. Цакунов. Получить достаточное количество качественных промтоваров возможно, если промышленность значительно увеличит свою производительность труда. Для этого необходимо техническое переоснащение — либо за счет ввоза оборудования из — за рубежа, либо путем строительства машиностроительных, металлургических и энергопроизводящих предприятий в СССР. Но для этого тоже нужно ввозить технологии и оборудование из — за рубежа. А для этого — вывозить сельскохозяйственную продукцию. Гордо заявив о строительстве социализма в одной стране, Сталин должен был идти на поклон к капиталистическому Западу и к крестьянству. Каменев, Зиновьев и Троцкий считали такой путь недальновидным.

«Новая оппозиция»

Различие во взгляде на стратегию быстро стало выливаться в мелкие конфликты внутри «руководящего коллектива», которые накапливались с каждым месяцем. Бухарин, Сталин, Каменев и Зиновьев спорили и раньше. Сталин мог выступить и против Бухарина (он заставил своего союзника признать ошибочность лозунга «обогащайтесь»), и против Зиновьева (как в вопросе о сохранении Троцкого в Политбюро). Оставаясь в центре, Сталин следил за нараставшей схваткой «школ» Бухарина и Зиновьева. Молодые сторонники двух теоретиков спорили между собой и все чаще стали «задевать» членов руководства. В январе на конференции ленинградской парторганизации секретарь райкома Д. Саркис резко раскритиковал Бухарина, обвинив его в синдикализме за идею о широкой автономии крестьянских организаций. Это был первый сигнал недовольства ленинградских лидеров курсом большинства Политбюро. Центр также был недоволен Ленинградом. То комсомольская организация города пытается собрать межрегиональную конференцию в обход ЦК ВЛКСМ, то ленинградское руководство требует создания своего теоретического журнала, хотя теория — прерогатива Москвы. Зиновьев может выступать с теоретическими изысканиями, как член Политбюро, но не как лидер ленинградской организации. Уже в марте Орджоникидзе с горечью писал Ворошилову: «обе стороны готовятся к взаимному истреблению»[163]

. Но до декабря 1925 г. лишь узкий круг партийных функционеров знал, что «ленинское ядро» раздирают острые противоречия.

Впервые большевики делились на фракции по принципу «кто где живет». Не потому что они так думают, а потому что они подчиняются спорящим между собой партийным вождям: «Достаточно только продумать значение того факта, что в Ленинграде была принята единогласно или почти единогласно резолюция, направленная против ЦК, в то время, как московской организацией единогласно, без единого воздержавшегося, принята резолюция, направленная против Ленинграда»[164], — комментировал Троцкий. Столкновение дисциплинированных кланов вместо обсуждения платформ — такой будет теперь характер борьбы в большевистской партии. Признаки этого наметились раньше, когда дисциплинированная партийная масса противостояла оппозиции. Но теперь и оппозиция была построена как военная организация, подавляющая сторонников большинства Политбюро на своей территории.

В Питере сложилась первый, но не последний территориальный клан номенклатуры на территории России. Памятуя о грузинском деле, Сталин понимал опасность этого процесса для его идеи монолитной партии — государства. Могущественные империи, создаваемые бюрократией в течении тысячелетий, рушились по мере образования автономных территориальных кланов. Вчера — влиятельный чиновник, завтра — феодал, презрительно отказывающийся подчиняться бессильному столичному императору. Но история не стоит на месте — теперь фрондирующие вельможи — еще и теоретики, выступающие в защиту беднейших слоев общества.