Вожди и заговорщики

Сапронов, Смирнов и их сторонники были настроены в отношении Сталина гораздо решительнее и критиковали осторожность Троцкого: «надо решительным образом отбросить тактику пассивного выжидания, ориентировку на „полевение“ руководящей группы или ее расслоение в результате внутренних трений. Так называемые „центристы“ (Сталин и К°) служат лишь прикрытием для так называемых „правых“ (Рыков, Калинин и пр.), а на деле ведут политику этой первой… Троцкистско — зиновьевский блок все еще не может отделаться от этих иллюзий, из чего и вытекают его шатания и ошибки… Цитаделью правой опасности является сталинская группа и подчиненный ей партаппарат (из этого исходила вся оппозиция перед дискуссией 1926 г.), оппозиция Зиновьева — Троцкого неоднократно ориентировала партию на то, что сталинская группа может сама начать бороться с правой опасностью».[298]. Кажется, что в этом споре правы оказались троцкисты. Впоследствии оказалось, что Сталин под давлением обстоятельств легко может отказаться от «термидорианской» экономической политики. Для части троцкистов это стает сигналом для примирения с ним. Но «демократические централисты» оказались дальновиднее в другом — «полевение» Сталина не остановит бюрократического «перерождения».

«Объединенная оппозиция» отмежевалась от «слишком» демократических предложений 15–ти, но с оговоркой: «Мы держимся того мнения, что платформа 15–ти должна быть напечатана в партийной печати, как это всегда делалось при Ленине»[299]

. Впрочем, пока не была опубликована и платформа «Объединенной оппозиции».

Подавление левой оппозиции

Сталин понимал, что в условиях, когда оппозиция оказывается права в споре о стратегии большевизма, когда вот — вот придется принять ее предложения почти по всем экономическим и внешнеполитическим вопросам, чисто политическими методами проблему борьбы за лидерство не решить. Распространение оппозиционных материалов лишало правящую группу монополии на прессу, возможности клеветнически интерпретировать лозунги оппозиции. Партактив мог понять, что его обманывают. Троцкисты могли со временем сагитировать партию, особенно по мере дальнейшего углубления кризиса.

Начались обыски на квартирах рядовых троцкистов. Искали «компромат». «Чтобы скрыть нашу платформу, Сталину ничего не осталось, как „перекрыть политику уголовщиной“»[300]

— считали Зиновьев, Смилга и Петерсон.

13 сентября был разгромлен центр перепечатки троцкистских материалов. Было объявлено, что обнаружена подпольная троцкистская типография. Оппозиция язвительно комментировала: «Но, на деле, ГПУ захватило только пару пишущих машинок, стеклограф и ротатор, т. е. такую „типографию“, которая имеется в любом советском учреждении»[301]. Оказалось, что конкуренцию советским учреждениям составили Преображенский, Серебряков и Шаров, которые признали себя собственниками обнаруженного «оборудования».

Тем временем 18 сентября ГПУ арестовало каких — то Щербакова и Тверского, которые обсуждали с бывшим врангелевским офицером возможность организации военного переворота и приобретение типографского оборудования. Планы эти явно противоречили друг другу, скорее всего недовольные обсуждали разные варианты борьбы с советской властью. Но им не повезло — офицер был агентом ГПУ.

Теперь можно было «связать» через «типографское оборудование» два следа — белогвардейский, особенно жуткий, поскольку едва отгремело эхо июньских террактов, и троцкистский. Обвинения большевиков в политической уголовщине в СССР еще не звучали. Троцкисты тут же напомнили о том, как Временное правительство обвиняло большевиков в организации путча на немецкие деньги (среди обвиняемых тогда были Троцкий и Зиновьев), а также о методе «амальгамы», применявшемся «термидорианцами» во время Французской революции. На самом деле этот метод, заключавшийся в объединении в одном процессе обвиняемых революционеров и контрреволюционеров, был опробован как раз якобинцами. Но троцкисты упоминали именно нужную им аналогию.

Оппозиционные лидеры с гневом отмежевались от связи с белогвардейским подпольем: 22 сентября, от имени Политбюро и Президиума ЦКК разослано было всем партийным организациям извещение о раскрытии типографии, в которой говорилось, что: