Вожди и заговорщики

На поле внепартийной борьбы у Бухарина было больше шансов на победу, чем у Троцкого, правых могло поддержать большинство крестьянства и спецов. Но публичная борьба означала отказ от монополии на власть коммунистической партии, когда разногласия между партийными фракциями выносятся на суд общества. А это означало бы появление на политической арене новых сил, открытую политическую борьбу, в которой народ может выбирать уже не только среди последователей Ленина. Бухаринцы не решились на это. По мнению С. Коэна „Бухарина сдерживало и другое соображение. В глазах марксиста социальные группы, которые, по — видимому, были наиболее восприимчивы к его политике (а именно, крестьянство и технические специалисты), являлись „мелкой буржуазией“ и, следовательно, на них нельзя было ориентироваться большевику“[417]. Бухарин оставался большевиком до мозга костей. Доказав правым, что своей борьбой они могут привести к ликвидации диктатуры пролетариата, причем до всякого социализма, можно было добиться любой капитуляции перед большинством ЦК. Первым дрогнул Рыков. 10 апреля он дал такие замечаниях проекту постановления СНК о пятилетнем плане: „Из оптимального и отправного вариантов принять вариант оптимальный“[418]

. Бухарин, который не свыкся с новой ролью Сталина как ведущего стратега партии, был непримирим и атаковал его по каждому поводу, вызвав даже такую эмоциональную реакцию от внешне невозмутимого генсека: „Ты меня не заставишь молчать, или прятать свое мнение выкриками о том, что я „всех хочу поучать“. Будет ли когда — либо положен конец нападкам на меня?“[419]

На объединенном пленуме ЦК и ЦКК 16–23 апреля 1929 г. произошла решающая дискуссия между Бухариным и Сталиным. Накануне пленума все поправки правых к резолюции о пятилетке были отвергнуты.

Бухарин не хотел, чтобы его выступление было воспринято, как оппозиционное: „вы новой оппозиции не получите! Вы ее иметь не будете!“[420] В отличие от троцкистов, бухаринцы не создавали собственной организации, они придерживались принципов, которые были закреплены в решениях съездов. В этом была большая сложность для сталинской фракции.

Бухаринцам было важно доказать, что Сталин допустил политическую ошибку, нечто вроде осужденного раньше бухаринского лозунга „обогащайтесь“. Сталин объяснял, что имел в виду „нечто вроде дани“ в кавычках. Сторонник правых Д. Розит продолжал настаивать: „Все — таки по отношению к середняку никогда не употреблялось понятие дань“. Раздраженный Сталин ответил Розиту: „Много я видел на свете дубин, но таких еще не встречал“[421]

.

Другой идеологический тезис Сталина, который вызывал критику со стороны правых большевиков, был высказан им два года назад, но только сейчас приобрел свое зловещее звучание: „по мере нашего продвижения вперед сопротивление капиталистических элементов будет возрастать, классовая борьба будет обостряться, а Советская власть, силы которой будут возрастать все больше и больше, будет проводить политику изоляции этих элементов…“[422] Бухарин пытался возражать, что по этой теории классовая борьба „разгорится самым ярким пламенем тогда, когда никаких классов уже не будет!“[423]

Бухарин укорял своих противников за „полную идейную капитуляция перед троцкистами“ и напоминал, что еще недавно сталинцы стояли на его, Бухарина, позициях, а иногда были и правее: „как на XV съезде Молотов критиковал меня справа за лозунг „форсированного наступления на кулака“? …Теперешний Молотов должен исключить из партии Молотова от XV съезда…“»[424] Но экономическая обстановка изменилась, и позиция Молотова, как и позиция Сталина не могла остаться прежней.

Сталин говорил на пленуме: «нам не всякий союз с крестьянством нужен, и нам нужен союз не со всем крестьянством, а только с его большинством, с бедняцкими и середняцкими массами, против кулака, который составляет тоже часть крестьянства»[425] Формально здесь не было разногласий с Бухариным. Но все понимали, что резкой границы между кулаком и середняком нет, и спорщики под одними и теми же словами понимают разные вещи. Как ни расставляй слова «середняк», «крестьянство», «зажиточные», «бедняки», «кулаки», а все упирается в конкретные меры, которые нужно осуществлять в сложившейся критической экономической ситуации. Сталин был за продолжение и усиление чрезвычайных мер. Бухарин — против: «Наши экстраординарные меры (необходимые) идейно уже превратились, переросли в новую политическую линию, отличную от линии XV съезда…»[426] — утверждал Бухарин, пытаясь отстоять свое право на ортодоксальность.