Возлюби ближнего своего

Отец Миленко из Котора, уже поздно вечером провёл нас в храм в честь евангелиста Луки и вынес из алтаря серебряный ковчег с большой мироточащей частицей его мощей. Мы прикладывались к мощам и не могли ничего понять, нас охватил необыкновенный восторг и одновременно радость. Мы не могли оторваться от ковчежца, всё, продолжая и продолжая прикладываться к святыне. Это было пиршество духа, мы были счастливы. Отец Миленко вдруг куда-то убежал, и мы услышали запись хора Троицкой лавры. — Отец Александр из Москвы подарил, — всё повторял батюшка, одновременно вместе с нами испытывая блаженный восторг. Он ещё что-то говорил, но мы не понимали его слов. Но зато отлично поняли, что русские и сербы братья во Христе, братья на веки. Они простили нам наше предательство.

Совсем недавно для того, чтобы отделить Черногорию от Сербии задумали провести по Черногории опрос: — Кто вы — черногорцы, или сербы? Один из уважаемых старейшин большой патриархальной семьи на вопрос детей и внуков, что им отвечать. Сказал: — Пишите, мы — Русские.

Наш самолёт взмывал над морем и чёрными горами, мы возвращались домой. Нужно будет ещё осмыслить и уложить по полочкам, всё, что мы здесь увидели и услышали, найти подходящие слова и определения. Ведь здесь даже кошки отзываются на «мац-мац», а не как у нас — на «кис-кис», это точно, я проверял. А пока, я подобно апостолам на горе Фаворской только и могу, что лепетать какие-то обрывочные бессмысленные фразы.

Зорица, милая-милая Зорица, спасибо тебе, за твои молитвы. Мы побывали на твоей родине, мы прикоснулись к твоим, а теперь уже и к нашим, святыням. Мы подружились с людьми Черногории, и даже приняли участие в праздновании Славы в одной из здешних семей.

И если ты когда-нибудь спросишь меня: — Батюшка, тебе понравилось у нас? Я, наверно, только и смогу что беспомощно ответить: — Зорица, у вас там так «прикольно»!

Письмо из детства (ЖЖ-20.08.10)

Когда я открыл входную дверь и вошёл в дом, отец сидел на кухне за столом и молча ел холодное мясо. Он отрезал от большого куска маленькие кусочки, макал их в соль и отправлял в рот. Казалось, он ни о чём не думает, а просто ест и наблюдает из окна за прохожими.

Зато мама, о, я редко видел мою мамочку в таком раздражении. Она металась из одного угла нашей маленькой кухни в другой, перманентно заполняя собой всё её пространство, и без того ограниченное газовой плитой и холодильником «ЗИЛ». Вообще-то мои родители всегда жили мирно, потому, что любили друг друга, хотя отцу иногда и доставалось, но это только в том случае, если он позволял себе «лишнего». Но в тот день отец был, как стёклышко, а мама, тем не менее, ругалась.

Незаметно прошмыгнув к себе в комнату, я прислушался к её голосу: — Нет, вы посмотрите на этого «исусика», да ты должен был плюнуть в его наглую жирную рожу! Да-да, именно плюнуть. Ведь это не человек, это мразь. Мало того, что они здесь воровали и пропивали всё на свете, так он тебе ещё и карьеру загубил. А ты забыл, как он тебя оскорблял прилюдно? И ты всё прощаешь?!

Оказалось, что отец на похоронах сослуживца встретил Снегирёва, своего бывшего командира дивизии. Тот уже был на пенсии, а отец дослуживал в армии последние годы. Бывший комдив действительно терпеть не мог моего батю, но, тем не менее, уважал. И свидетельством того был факт, что уходя в отпуск, Снегирёв неизменно оставлял за себя моего отца.

Мой батя вообще был удивительный служака и редкий специалист своего дела. Не знаю, есть ли ещё в нынешней армии люди такого типа? Как практик, в своей области военных знаний в течение целого ряда лет он считался лучшим специалистом в вооружённых силах страны. И ещё, будучи воспитанным в простой крестьянской верующей семье, он никогда не брал чужого и не позволял воровать окружающим, в том числе и своему командиру. И тот нашёл способ ему отомстить.

Три года мы прожили в Монголии, где отец, вместе с другими нашими советниками, фактически создавал монгольские танковые подразделения. Монголам он очень понравился своим отношением к делу, и уже через несколько лет после нашего отъезда, они, продолжая помнить, наградили его своей высшей наградой орденом «Сухе — Батора» и обратились к нашему руководству с просьбой снова прислать моего отца, но уже на должность главного военного советника, что соответствовало званию генерал-лейтенанта. Когда в нашу дивизию пришёл запрос на моего отца с просьбой характеризовать его на предмет выдвижения на указанную должность, Снегирёв в ответ составил на батю настолько разгромную бумагу, что даже орден вынуждены были вернуть назад. Понятно, что всё это было сделано тайно, и отец ничего не знал.