Читаем Возлюби ближнего своего полностью

Возлюби ближнего своего

В Библии сказано: «Возлюби ближнего своего».Но — как возлюбить ближнего своего, если ближние твои желают лишь схватить тебя и убить?Ты бежишь от смерти, ставшей реальностью, от ада страшных гетто, от безнадежности — к надежде...Но надежда может обмануть. И тогда — «плачьте не об ушедших, а об оставшихся...».

Эрих Мария Ремарк

Классическая проза18+

Эрих Мария Ремарк. Возлюби ближнего своего

Часть первая

I

Керн резко привстал на постели, вырываясь из черного, сумбурного сна, и прислушался. Как все гонимые и затравленные, он мгновенно очнулся, напряженный и готовый к бегству. Наклонив вперед худощавое тело, он сидел неподвижно, прикидывая, как бы улизнуть, если на лестнице уже появились полицейские.

Он жил на пятом этаже. Окно комнаты выходило во двор, но не было ни балкона, ни карниза, чтобы добраться до водосточной трубы. Значит, бежать через двор невозможно. Оставался единственный путь: пройти по коридору к чердаку, а оттуда по крыше к соседнему дому.

Керн взглянул на светящийся циферблат своих часов. Начало шестого. В комнате было почти совсем темно. На двух других кроватях едва обозначились простыни, серые и расплывчатые. Поляк, спавший у стены, храпел.

Керн осторожно соскользнул с постели и бесшумно подошел к двери. В ту же секунду мужчина, лежавший на средней кровати, шевельнулся.

— Что-нибудь случилось? — прошептал он.

Керн не ответил. Он плотно прижался ухом к двери.

Его сосед приподнялся и пошарил в карманах одежды, висевшей на железной спинке кровати. Вспыхнул луч карманного фонарика. Бледный, дрожащий световой круг вырвал из темноты коричневую дверь с облупившейся краской и прильнувшую к замочной скважине фигуру Керна в помятом белье и с растрепанными волосами.

— Да скажи же, в чем дело, черт возьми! — прошипел человек на кровати.

Керн выпрямился.

— Не знаю. Я проснулся, мне что-то послышалось.

— Что-то! Но что же именно, болван?

— Какой-то шум внизу... Голоса, шаги, сам не знаю...

Мужчина встал и подошел к двери. На нем была желтоватая рубашка; в свете фонаря виднелись волосатые, мускулистые ноги. С минуту он вслушивался.

— Ты здесь давно живешь? — спросил он.

— Два месяца.

— Облавы были?

Керн отрицательно покачал головой.

— Ну вот. Значит, померещилось тебе. Иной раз услышишь во сне неприличный звук, а чудится — гром гремит.

Он посветил Керну в лицо.

— Так и думал. Двадцать лет, не больше, верно? Эмигрант?

— Конечно.

— Jezus Chrystus. Со się stało?..[1]

— внезапно забормотал поляк в углу.

Человек в рубашке направил на него фонарик. Из темноты выплыла свалявшаяся черная борода, широко открытый рот и большие глаза под кустистыми бровями.

— Эй ты, поляк! Заткнись-ка со своим Иисусом Христом, — пробурчал мужчина с фонариком.

— Его уже нет в живых. Пошел добровольцем на фронт и пал в боях на Сомме.

— Со?[2]

— Вот опять! — Керн подскочил к кровати. — Они поднимаются наверх! Надо удирать через крышу!

Поляк рывком повернулся на постели. Слышались приглушенные голоса. Хлопали двери.

— Дело дрянь! Тикаем, поляк! Тикаем! Полиция!

Сосед Керна сорвал одежду с кровати.

— А ты знаешь куда? — спросил он Керна.

— Знаю. Направо по коридору! А потом вверх по лестнице, за умывальником!

— Живо!

Мужчина в рубашке бесшумно открыл дверь.

— Matka Boska[3], — пробормотал поляк.

— Заткнись! Нас услышат!

Он притворил дверь и вместе с Керном засеменил по узкому грязному коридору. Они шли так тихо, что слышали звук капель, падавших в раковину из неплотно прикрученного крана.

— Здесь повернем! — прошептал Керн, обогнул угол и наткнулся на кого-то. Он покачнулся, разглядел мундир и хотел было податься назад, но в ту же секунду почувствовал сильный удар по руке.

— Стоять! Руки вверх! — скомандовал кто-то в темноте.

Керн уронил одежду. Левая рука онемела от удара. На мгновение ему показалось, что мужчина в рубашке вот-вот набросится на полицейского. Затем, увидев дуло револьвера, который второй полицейский приставил к его груди, медленно поднял руки.

— Кругом! — скомандовал голос. — Стать к окну!

Оба повиновались.

— Посмотри-ка, что у них в карманах, — сказал полицейский с револьвером.

Его напарник начал рыться в валявшейся на полу одежде.

— Тридцать пять шиллингов... карманный фонарик... трубка... перочинный нож... расческа — вшей вычесывать... Больше ничего нет...

— Документы?

— Несколько писем или что-то в этом роде...

— Паспорта?

— Нет...

— Где ваши паспорта? — спросил полицейский с револьвером.

— У меня нет паспорта, — ответил Керн.

— Само собой! — Полицейский ткнул револьвером в спину другого беглеца. — А ты? Тебя что, надо спрашивать особо, выблядок ты этакий?

Полицейские посмотрели друг на друга. Тот, что был без револьвера, рассмеялся. Другой полицейский облизнул губы.

— Нет, ты погляди-ка, какой благородный господин! — медленно проговорил он. — Его превосходительство бродяга! Генерал вонючка!

Вдруг он размахнулся и ударил соседа Керна кулаком в подбородок. Тот едва устоял на ногах.

— Руки вверх! — рявкнул полицейский.

Беглец с яростью посмотрел на него. Керн подумал, что никогда еще не видел такого взгляда.

— Это я тебя спрашиваю, сволочь! — сказал полицейский. — Долго я буду ждать? Или мне еще разок долбануть тебя по мозгам?

— Нет у меня паспорта.

— Нет у меня паспорта! — передразнил его полицейский. — Разумеется! У господина выблядка, видите ли, нет паспорта. Это можно было предположить! А теперь оденьтесь! Только живо!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза