Читаем Возлюби ближнего своего полностью

— Полгода. Именно столько. А ведь раньше или позже, все равно попадешься. Уж это как пить дать! — Марилл поднял глаза. Ивонна поставила на столик поднос. На нем была обыкновенная рюмка и чайный стакан, доверху наполненный вишневой водкой.

— Это для вас! — ухмыльнулась Ивонна, указывая большим пальцем на стакан. — За те же деньги!

— Благодарю вас! Вы разумный ребенок. Будет очень жаль, если замужество превратит вас в сварливую Ксантиппу. Или в добропорядочную великомученицу. Прозит! — Марилл выпил одним духом полстакана. — Прозит, Керн! — повторил он. — Почему вы не пьете? — Он поставил свой стакан на стол и в первый раз посмотрел Керну прямо в глаза. — Этого еще не хватало! Чего доброго реветь начнете! Послушайте-ка, вы, мужчина! Неужто вам не знакомы приличия?

— Я не реву! — ответил Керн. — А если бы и ревел, так черт с ним! Все время только об одном и думал: вернусь, мол, и встречу Штайнера! А вы мне суете эти деньги да билеты, и я спасен только потому, что он погиб! Какая же это гадость! Неужели вы не понимаете меня?

— Нет! Не понимаю! Вы несете сентиментальную чушь! И разбираться в ней не стоит... А теперь выпейте-ка это! Выпейте так... ну так, как выпил бы он. И вообще — к черту все! Вы что думаете — у меня не стоит ком в горле?..

— Да... конечно...

Керн выпил свою рюмку.

— Хорошо, возьму себя в руки, — сказал он. — Есть у вас сигарета, Марилл?

— Есть. Вот...

Керн сделал глубокую затяжку. Внезапно в полумраке «катакомбы» он увидел лицо Штайнера. Чуть ироническое, освещенное мерцающим пламенем свечи, так же как тогда в венской тюрьме — с тех пор прошла вечность, — и ему почудился знакомый голос, низкий и спокойный: «Ну как, малыш?..» Да ничего, Штайнер, со мной все в порядке, мысленно ответил он.

— Рут уже знает? — спросил он затем.

— Да!

— Где она?

— Не знаю. Вероятно, в Комитете беженцев. Она ведь не ждала вас сегодня.

— Я и сам не знал точно, когда прибуду. А работать в Мексике можно?

— Можно. Какая там работа — не знаю. Но вы получите право на проживание и на труд. Это гарантировано.

— Я не знаю ни слова по-испански, — сказал Керн. — Или там говорят по-португальски?

— По-испански. Ничего не поделаешь, придется научиться.

Керн кивнул.

Марилл подался вперед.

— Керн, — произнес он неожиданно изменившимся голосом. — Я понимаю, все это не просто. Но говорю вам: уезжайте! Не раздумывайте! Уезжайте! Немедленно убирайтесь из Европы! Одному дьяволу известно, какая здесь заварится каша! А такой случай вряд ли представится еще раз. Да и денег таких вам никогда больше не видать! Уезжайте, дети! Вот и все...

Он допил свой стакан.

— Вы едете с нами? — спросил Керн.

— Нет.

— Разве этих денег не хватит на троих? К тому же у нас есть еще немного.

— Дело не в этом. Я остаюсь здесь. Не могу объяснить почему, но остаюсь, и точка! А там будь что будет. Объяснить это действительно нелегко. Просто иногда человек знает, что может поступить только так и не иначе.

— Понимаю, — проговорил Керн.

— Вот идет Рут, — сказал Марилл. — И точно так же, как я обязательно должен остаться здесь, вы обязательно должны уехать. Это вы тоже понимаете?

— Да, Марилл.

— Ну и слава Богу!

На мгновение Рут замерла в дверях. Затем бросилась к Керну.

— Когда ты приехал?

— Полчаса назад.

Рут высвободилась из объятия, и бесконечного и более короткого, чем удар сердца.

— Ты все знаешь?..

— Да. Марилл мне сказал.

Керн оглянулся. Марилл исчез.

— А ты знаешь, что... — нерешительно спросила Рут.

— Да, знаю и остальное. Не будем сейчас говорить об этом. Давай выберемся отсюда. Пойдем на улицу, на воздух. Я хочу уйти. Пойдем на улицу.

— Пойдем.


Они шли по Елисейским полям. В предвечернем, зеленом, как яблоко, небе висел бледный полумесяц. Воздух был серебристо-прозрачен и мягок; террасы кафе кишели посетителями.

Некоторое время они шли молча.

— А ты, собственно, представляешь себе, где находится Мексика? — заговорил Керн.

Рут отрицательно покачала головой.

— Не очень точно. Хотя теперь я не знаю, где находится даже Германия.

Керн внимательно посмотрел на нее. Потом взял ее под руку.

— Рут, надо купить грамматику и учиться говорить по-испански.

— Я уже купила ее позавчера у букиниста. Антикварное издание.

— Вот как, антикварное... — Керн улыбнулся. — Ничего, Рут! Мы с тобой не пропадем, верно?

Она кивнула.

— Во всяком случае, увидим кусочек мира. Живя в Германии, мы бы не имели такой возможности.

Она снова кивнула.

Они проходили мимо Рон Пуэн. На деревьях пробивалась первая молодая зелень. В лучах ранних фонарей она походила на мерцающие огни святого Эльма, которые словно вырывались из-под земли и взбегали вверх по стволам и ветвям каштанов. Земля в скверах была перекопана. Ее пряный аромат смешивался с запахом бензина и масла, плывшего над широкой улицей. Кое-где на клумбах уже цвели нарциссы. Сумерки оттеняли белизну цветов. Настал час закрытия магазинов. Движение было настолько оживленным, что они с трудом продвигались вперед.

Керн посмотрел на Рут.

— Как много людей на свете! — сказал он.

— Да, — ответила она. — Страшно много.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза