Читаем Возлюбленная полностью

Когда женщины собрались перед домом номер 124, Сэти была занята тем, что дробила кусок льда, собирала осколки в карман фартука и бросала потом в кастрюлю с водой. Услышав за окном пение, она как раз смачивала в ледяной воде тряпку, чтобы приложить ее ко лбу Бел. Возлюбленная, вся мокрая от пота, распростерлась на постели Бэби Сагз в гостиной, держа в руке кусочек каменной соли. Они услышали пение женщин одновременно, и обе подняли головы. Голоса становились все громче, и Возлюбленная села, лизнула соль и перешла в большую комнату. Потом они с Сэти, обменявшись взглядами, подошли к окну. Они увидели Денвер, сидевшую на крыльце, а за ней, на границе двора и улицы, исступленные лица примерно тридцати женщин, их соседок. У одних глаза были закрыты; другие смотрели прямо в жаркие, сияющие небеса. Сэти открыла дверь и взяла за руку Возлюбленную. Вместе вышли они на порог. Сэти показалось, что Поляна из прошлого явилась к ней сюда вместе с жарой и шепчущейся листвой, когда женские голоса пытались отыскать единственно верное сочетание звуков, тот ключ, тот волшебный аккорд, который позволил бы снять со слов их внешнюю оболочку. Женщины складывали голоса так и эдак, пока не прозвучала наконец нужная секвенция, которая оказалась настолько мощной, словно вот-вот должны были встрепенуться глубины морские, задрожать могучие старые каштаны и уронить свои плоды на землю. Волна звуков обрушилась на Сэти, и она задрожала с головы до ног, словно младенец, опущенный в купель.

Поющие женщины сразу узнали Сэти и, на удивление самим себе, не испытали ни малейшего страха, увидев ту, что стояла с нею рядом. До чего же это дьявольское отродье умное, подумали они. И красивое. Предстает перед людьми в обличье беременной женщины, только совершенно обнаженной и чему-то все время улыбающейся под жарким полуденным солнцем. Черная, как грозовая туча, с блестящей от пота кожей, Возлюбленная стояла перед ними на длинных прямых ногах, выставив большой тугой живот. Множество искусно заплетенных косичек виноградными лозами окутывали ее голову и плечи. Господи! Улыбка ее была ослепительна.

Сэти чувствует, как щиплет ей глаза, и, возможно из желания сохранить ясность зрения, поднимает их вверх. Небо синее и безоблачное. В яркой зелени листвы не чувствуется еще дыхания осени и смерти. Но когда она чуть опускает глаза, чтобы снова взглянуть на эти любящие лица, то сразу видит его. Он медленно ведет под уздцы лошадь, на нем черная шляпа с широкими полями – достаточно широкими, чтобы скрыть его лицо, но намерений его они скрыть не могут. Он входит к ней во двор; он приехал, чтобы забрать у нее самое дорогое. Она слышит шум крыльев. Колибри снова вонзают тонкие клювы-иглы сквозь ее головной платок, сквозь волосы прямо в кожу и хлопают крыльями. И если у нее есть в голове хоть одна мысль, то это: «Нет! Нет-нет. Нет-нет-нет». Она взлетает. Топорик для рубки льда она больше не держит в руке, нет, он сам стал ее рукой.

Оставшись на крыльце одна, Возлюбленная улыбается. Но теперь в ее ладони ничего нет: пусто. Сэти убегает, убегает от нее, и Возлюбленная ощущает пустоту в той руке, где только что была рука Сэти. А сама Сэти бежит прямо в толпу за оградой, соединяется с ней и оставляет Возлюбленную одну. Одну. Снова одну. Потом появляется Денвер и тоже бежит. Прочь от нее – к толпе. И эти люди превращаются в холм. Состоящий из падающих черных людей. И над ними, поднимаясь со своего места с кнутом в руке, возвышается человек без кожи и смотрит. Смотрит на нее.

Босые ноги. Ромашки сок.Хотел уйти, да никак не мог.Возьми мою шляпу, постелью помани,Бери и душу, только не гони!
Под голову положишь пустой мешок.Босые ноги. Ромашки сок.Прокрадется дьявол за спиной в ночи,Полюбишь такую – от боли не кричи.
Полюбишь такую – с ума сойдешь,Только в Милом Доме такую и найдешь.Стоять будет дьявол за спиной в ночи,Полюбишь такую – от боли не кричи.
Босые ноги. Ромашки сок.Хотел уйти, да никак не мог.Отдай мою шляпу, ботинки отдай,Отдай мою душу – ухожу прямо в рай!
Перейти на страницу:

Все книги серии Beloved - ru (версии)

Похожие книги

Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века
Хмель
Хмель

Роман «Хмель» – первая часть знаменитой трилогии «Сказания о людях тайги», прославившей имя русского советского писателя Алексея Черкасова. Созданию романа предшествовала удивительная история: загадочное письмо, полученное Черкасовым в 1941 г., «написанное с буквой ять, с фитой, ижицей, прямым, окаменелым почерком», послужило поводом для знакомства с лично видевшей Наполеона 136-летней бабушкой Ефимией. Ее рассказы легли в основу сюжета первой книги «Сказаний».В глубине Сибири обосновалась старообрядческая община старца Филарета, куда волею случая попадает мичман Лопарев – бежавший с каторги участник восстания декабристов. В общине царят суровые законы, и жизнь здесь по плечу лишь сильным духом…Годы идут, сменяются поколения, и вот уже на фоне исторических катаклизмов начала XX в. проживают свои судьбы потомки героев первой части романа. Унаследовав фамильные черты, многие из них утратили память рода…

Алексей Тимофеевич Черкасов , Николай Алексеевич Ивеншев

Проза / Историческая проза / Классическая проза ХX века / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза