Возлюбленная горца

Голос его был хриплым от удивления и гнева. Давине захотелось вскочить и убежать, но бежать было некуда, и она прекрасно это понимала.

Джеймс приблизился к ней еще на шаг, и ее словно обдало жаром – то ли от вина, то ли от его взгляда. А затем голова ее сделалась на удивление легкой, и Давина закрыла глаза, надеясь, что голова перестанет кружиться. Но не помогло. Руки и ноги начали неметь, а в ушах стоял гул. Словно издалека она услышала тревожный крик Лилеи, затем наступило спасительное бесчувствие – Давина провалилась в темноту.

Глава 7

Джеймс видел, как Давина покачнулась, и тут же, не отдавая себе отчета в том, что делает, подался ей навстречу, хотя и был слишком далеко, чтобы предотвратить ее падение. Впрочем, его помощь и не понадобилась. Его брат Малколм вовремя подхватил Давину на руки и прижал к груди.

Девочка, сидевшая рядом с Малколмом, громко заплакала. Ошеломленный всем увиденным, Джеймс судорожно сглотнул, стараясь не показывать, как он озадачен и зол.

«Черт возьми, что тут происходит?!» – мысленно завопил он.

И действительно, что делала Давина в замке Маккены? И почему его брат вел себя так, словно Давина принадлежала ему? Джеймс видел, как они обменивались улыбками, когда вошел в главный зал. И еще он заметил, как брат взял Давину за руку и поднес ее руку к губам. Но где же в таком случае Маргарет, жена Малколма?

И почему, черт возьми, никто не уведет отсюда эту визжащую девчонку? Они что, хотят, чтобы все тут оглохли?

Совсем иначе представлял себе Джеймс возвращение в родной дом. Если так и дальше пойдет, то не лучше ли прямо сейчас развернуться, сесть на коня и уехать в горы?

– Что за шум?! Лилея, замолчи! – приказала девочке мать Джеймса. И, крепко взяв его за руку, оттащила в сторону. В следующее мгновение он оказался лицом к лицу с отцом.

Джеймс не сразу сообразил, что ему больше не надо запрокидывать голову, чтобы встретиться с отцом взглядом, – они теперь были одного роста. Он заметил и седину на висках отца, и углубившиеся морщинки на его лице. Отец постарел, это верно, но осанка его оставалась прежней; то была гордая осанка сильного и благородного воина.

– Вот так дела, сын! – воскликнул лэрд. – Пять лет от тебя не было известий, но стоило тебе войти в дом, как начался скандал.

– Приятно видеть, отец, что за время моего отсутствия ничего не изменилось, – проговорил Джеймс.

Лэрд Маккена внимательно взглянул на сына. Затем, хлопнув его по плечу, крепко обнял. От нахлынувших чувств Джеймс на время лишился дара речи. Он никогда не сомневался в том, что отец его любит, но отцовская любовь не проявлялась столь открыто с тех пор, как он из мальчика превратился в мужчину.

Перед тем как разомкнуть объятия, отец прошептал ему на ухо:

– Я счастлив, что ты вернулся домой, сын, поверь мне. Но ты заставил мать страдать, и тебе придется за это ответить. Так что не обижайся.

«Не сильно ты изменился, отец», – подумал Джеймс. Что ж, он и не пытался оправдываться. Он признавал свою вину и готов был ее искупить.

– Братишка, с возвращением!

Джеймс оглянулся на знакомый голос и встретился взглядом с братом. Давина уже пришла в себя. Она стояла позади Малколма, одной рукой опираясь о стол, другой обнимая девочку, которая, слава богу, молчала.

– Рад тебя видеть. – Джеймс сдержанно кивнул.

Что-то недоброе промелькнуло в глазах Малколма за миг до того, как на его лице появилась положенная по такому случаю приветливая улыбка. Джеймс мгновенно насторожился. Что за камень припас для него за пазухой старший брат?

Гилрой, начальник замковой стражи, шагнул к Джеймсу и, широко улыбнувшись, прокричал:

– Добро пожаловать домой!

Вверенные Гилрою воины громко и дружно повторили приветствие командира. Потом настала очередь горничной матери, а за ней – его старой няньки и кормилицы. И у обеих женщин были слезы на глазах.

Похоже, все были искренне рады его возвращению, хотя старая няня не упустила случая пожурить своего воспитанника за то, что тот так долго не давал о себе знать.

Джеймс улыбался, пожимая протянутые к нему руки. Кажется, здесь не было ни одного человека, к которому Джеймс питал бы неприязнь. И лишь для Давины Армстронг у него не нашлось ни теплых слов, ни улыбки. Только досадливый вздох. Будь его воля, он предпочел бы сделать вид, что незнаком с ней.

Он видел, как она побледнела, узнав его. И видел, как исказилось гримасой ее прекрасное лицо. Она его ненавидела. И ненависть Давины, женщины, которую он любил, ранила его в самое сердце. Как бы он ни старался держать свои чувства в узде, сердце его вновь сжалось от острой боли, когда Давина робко, словно преодолевая страх, вышла из-за спины Малколма и подняла на него глаза. И почему-то ему показалось, что она вот-вот во второй раз упадет в обморок.

– Давина Армстронг, никак не ожидал встретить вас здесь, – проговорил Джеймс.

– Надеюсь, вы приятно удивлены, – ответила она очень тихо, внимательно глядя на него своими блестящими темными глазами.