Возлюбленная горца

Сегодня главный зал отапливали сразу три больших камина, и возле каждого из них аккуратной стопкой лежали дрова. Самые толстые поленья, конечно, приберегут до кануна Рождества – вот тогда здесь станет по-настоящему жарко, потому что этого требовал обычай. Чем теплее будет в эту ночь в главном зале замка, тем больше надежды на то, что вся зима пройдет в тепле и достатке.

Давина уже сидела за столом, и Джеймс мог наблюдать за ней издали, незаметно для нее. Она сидела там же, где и вчера, – за высоким столом рядом с его матерью. И казалось, что Давина чем-то озабочена; беседуя же с леди Айлен, она в основном слушала, что говорила его мать, и молча кивала.

К ужину Давина переоделась в наряд, который, наверное, считался более модным. Платье из темно-синего бархата с круглым воротом, отороченным серебристой вышивкой, казалось довольно скромным и одновременно вызывающим, ибо привлекало внимание к ее женственным округлостям.

Да поможет ему Бог, но она была неотразима. Сможет ли он и дальше притворяться безучастным? И если он пойдет на сближение, то что получит в ответ? Очередную пощечину собственной гордости? А может, все же стоит рискнуть?

По правде говоря, Джеймс знал и более красивых женщин. Например, северных красавиц с волосами цвета выбеленного льна, а также изящных, как бронзовые статуэтки, девушек Востока. Но в Давине было что-то особенное – то, что брало его за душу и не хотело отпускать.

В этот момент она сделала глоток вина и кончиком языка облизала губы, блестевшие в свете факелов. И сейчас, глядя на них, Джеймс заново переживал все то, что чувствовал недавно в лесу, когда едва ее не поцеловал. Переступив с ноги на ногу, он тяжело вдохнул и сокрушенно покачал головой.

Через несколько минут, наконец-то успокоившись, он подошел к возвышению и, усаживаясь рядом с братом, спросил:

– А где Лилея?

– В кровати, – ответил Малколм. – Думаю, она переутомилась, собирая плющ в лесу.

– Да, занятный получился поход в лес, – сказал Джеймс, прикрыв ладонью рот, чтобы спрятать ухмылку. – Она тебе ничего не рассказывала?

– Нет. Едва до кровати смогла добраться, бедняжка. Думаю, она мне все расскажет завтра.

– Нисколько не сомневаюсь, – сказал Джеймс и вопросительно посмотрел на Давину. Та покачала головой, давая понять, что Малколм пока ничего не знает.

Вначале Джеймсу не понравилось намерение Давины рассказать Малколму о происшествии в лесу. Но чем больше он об этом думал, тем отчетливее понимал, что Давина права. Малколм, конечно, и так знает, что его дочь – ужасная шалунья, но брату следует знать, до каких пределов непослушания способна дойти его дочь. Потому что вооружен тот, кто осведомлен.

Нет, он не стал бы останавливать Давину – пусть рассказывает. Но он попросил бы ее подождать день или два. Они оказали бы Лилее услугу, если бы убедили ее в том, что надо самой все рассказать отцу. Может, тогда у нее появилось бы представление об ответственности за свои поступки.

– Лично я нисколько не удивлюсь, если вдруг узнаю, что Лилея уснула стоя, – сказал Маккена-старший. – Джеймс привез столько веток, что хватило бы еще на пять праздников. Представляю, сколько пришлось прошагать бедняжке!

– Хвоя и плющ – этого добра везде хватает. Другое дело – моя добыча. Угадайте, что это? – Малколм выдержал паузу и обвел всех торжествующим взглядом. – Ни за что не догадаетесь. Я нашел омелу!

Кэтрин, сестра Малколма и Джеймса, только что вернувшаяся из паломнической поездки, громко хмыкнула в нарушение всех приличий.

– Тоже мне, удивил! – насмешливо воскликнула она. – Рождество без омелы для Малколма – не Рождество.

– Кто в его годы не любит целоваться с женщинами, – одобрительно кивнув старшему сыну, заметил лэрд Маккена. – Молодец, Малколм. Все парни – да и девушки – тебе спасибо скажут.

Джеймс мысленно выругался: он точно знал, кого Малколм вознамерился поцеловать под омелой.

– А церковь омелу не одобряет, верно? – спросила Давина.

Леди Айлен пожала плечами.

– Наш пастор не велит украшать омелой церковный алтарь, и я не стану с ним спорить. Но Маккена считает, что мы должны чтить традиции предков, и я не могу с ним не согласиться. Так что в церковь мы омелу не понесем, но почему бы не украсить ею наш главный зал.

– А разве это не опасно? – нахмурившись, спросила Давина. – Я слышала, что омела ядовита.

– Да, ядовита. Конечно, ягоды омелы не убивают, но живот от них болит так, что и впрямь хочется на тот свет отправиться, – сказал Джеймс. – Когда мне было шесть лет, я проглотил одну ягоду.

– Мы с ним поспорили. Я тогда сказал, что он ни за что не решится съесть ягоду, – со смехом сообщил Малколм.

Джеймс же не разделял веселья брата; он до сих пор помнил, как у него крутило в животе.

– Это было подло, – процедил он сквозь зубы.

– Я не думал, что ты действительно съешь ягоду, – сказал Малколм, и теперь он уже не смеялся.