Возлюбленная горца

– Вижу, придется поучить тебя скромности завтра утром на плацу, – сквозь зубы процедил Джеймс.

На лице Малколма не дрогнул ни один мускул, но Джеймс видел, как напряжен его брат.

– Зачем ждать до завтра? Кулаки ничем не хуже мечей. А победитель получит право танцевать с Давиной всю ночь.

Девушка в страхе поежилась, когда по залу прокатился дружный вздох всех тех, кто услышал слова Малколма. Великое противостояние сыновей лэрда заставило его подданных забыть о танцах. Но ей-то самой меньше всего нравилась роль пресловутого яблока раздора. Медленно, бочком, с горящим от стыда лицом, она отошла подальше и смешалась с толпой.

К счастью, ее ухода ни один из братьев не заметил. Для них было куда важнее доказать друг другу свое превосходство. Будь неладна эта мужская гордость! И какой же они придумали себе приз? Смех, да и только! Ладно бы она действительно была необыкновенной красавицей, а так… Впрочем, дело не в ней. Она для них лишь предлог, чтобы свести друг с другом счеты. Не будь ее, они придумали бы иной повод для того, чтобы помериться силами. И ведь, по большому счету, она не нужна ни тому, ни другому. Оба они достойные рыцари, и жены таким нужны им под стать. Выпустив пар и беспристрастно оценив доставшийся приз, любой из них будет горько разочарован, ибо любить ее не за что.

– У меня в доме – никаких драк! – прикрикнула на сыновей Айлен, став между ними.

Послышались одобрительные женские возгласы, которые почти тотчас же заглушил дружный хор негодующих мужских голосов.

А леди Айлен подала знак музыкантам, и те снова заиграли бодрую мелодию.

Убедившись в том, что хозяйка замка способна держать своих своенравных сыновей в узде, Давина, лавируя между столами, начала пробираться к выходу. Выйдя за дверь, она то ли от волнения, то ли от невнимательности свернула не туда. И опомнилась лишь в тот момент, когда поняла, что никогда в этой части замка не была.

Остановившись, она осмотрелась. Господи, что это с ней?… Голова нещадно гудела, но Давина знала, как бороться с такой болью. Помассировав переносицу и сделав несколько глубоких вдохов, она почувствовала, что боль почти отпустила.

Успокоившись, Давина обдумала свою ситуацию и решила: если она не хочет окончательно заблудиться, придется вернуться к выходу из зала той же дорогой, какой она сюда пришла. Только бы не встретиться при этом ни с Малколмом, ни с Джеймсом!

Но не успела она сделать и десяти шагов, как увидела шагавшего ей навстречу Джеймса. Девушка остановилась и снова осмотрелась. Но спрятаться было некуда да и незачем. Ведь Джеймс уже стоял рядом с ней.

– Отчего мне кажется, что ты меня избегаешь? – спросил он, крепко взяв ее за руку.

– Ты ошибаешься, Джеймс, – пробормотала Давина. – Я просто устала. И у меня ужасно болит голова. – Ей даже не пришлось лгать – голова действительно вновь разболелась.

– Почему ты сбежала из зала?

Давина тяжело вздохнула.

– Ты умный человек, Джеймс. Неужели не можешь догадаться сам?

Джеймс нахмурился и проворчал:

– Я не стану просить прощения за стремление защитить тебя.

– Едва ли мне что-нибудь угрожало во время танца с Малколмом.

– У меня иное мнение.

Давина покачала головой и уже собралась пройти мимо, но Джеймс снова схватил ее за руку и не отпускал.

– У нас осталось незавершенное дело, – заявил он.

– Джеймс, я не собираюсь возвращаться в зал, чтобы танцевать с тобой, – проговорила Давина, не скрывая своего раздражения.

– Я сейчас не о танцах.

Озадаченная его словами, девушка нахмурилась, а Джеймс добавил:

– Ты собиралась поцеловать меня сегодня в лесу, но Лилея помешала нам.

У Давины перехватило дыхание.

– Ты прав, мы могли тогда поцеловаться, но момент был упущен.

– Рождество – особое время. Мы должны обменяться дружескими поцелуями в знак того, что не держим друг на друга зла.

– Джеймс, о чем ты?

– О дружеском поцелуе, – повторил он.

– Но здесь нет омелы, – слабеющим голосом прошептала Давина.

Джеймс окинул ее насмешливым взглядом.

– Нам омела ни к чему, – заявил он, вплотную приблизившись к ней.

Глядя в его глаза, Давина понимала, что ей с ним не совладать. Не совладать ей и с собой, со своими страхами. Она в тревоге ожидала приближения мучительного приступа.

– Не бойся, я ничего плохого тебе не сделаю, – прошептал Джеймс. – Я всего лишь хочу поцеловать тебя.

Его низкий и хриплый от страсти голос напомнил Давине о ее ощущениях в лесу, когда она была в его объятиях и ждала поцелуя. Тогда она тоже была взволнована, но то волнение было радостным и светлым, а сейчас… В этом мрачном пустынном коридоре ею овладел необъяснимый, но от этого не менее жуткий страх.

Давина изо всех сил боролась с подступающей паникой; она чувствовала, как кровь прилила к груди и как гулко забилось сердце. И казалось, она задыхается. Тихо всхлипнув, Давина отвернулась, но это нисколько не смутило Джеймса, и он стал целовать ее в шею и за ушком.

Давина замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. Потом вздрогнула и, схватив Джеймса за плечо, прошептала:

– Не надо… Я не могу.

Джеймс опустил голову, прижавшись щекой к ее виску.

– Я прошу лишь о поцелуе, Давина. Об одном поцелуе.