Возлюбленная Немезида

Джекоб недовольно вскрикнул, когда она, желая поскорее раздеться, отстранилась от него. Его затуманенные желанием глаза наполнились тоской и страданием человека, которого предали.

— Не шуми! Я никуда не ухожу, — успокоила его Флоренс и стала стягивать через голову спортивную фуфайку. Джекоб заулыбался, глаза зажглись торжествующим блеском. Он метнулся к ней и принялся проворно расстегивать на ее джинсах пуговицы и молнию, в то время как она сама спешила высвободиться из обуви. А вот кто из них стянул с нее трусики, Флоренс уже сказать не могла; их с безумной торопливостью тащили вниз сразу две пары рук.

Лежа обнаженная на траве в залитой солнцем ложбине, она испытывала невероятную гордость за свое тело, но снедавший все ее существо сладострастный голод вселял в нее страх. С тихим стоном она кинулась к Джекобу, срывая с него шорты, целуя и смакуя языком его грудь, и, когда ее ладонь сомкнулась на искомой плоти, она услышала судорожный вздох.

— О, Флоренс, Флоренс, Флоренс, — проникновенно приговаривал он, нетерпеливо покачивая бедрами, каждым движением своего тела поощряя ее к ласкам. — С тобой никто не сравнится. Никто… — Джекоб закинул назад голову и, обнажив зубы, зашипел от удовольствия. Флоренс подняла голову, любуясь его терзаемым сладострастной мукой лицом.

И с тобой, Джекоб, не сравнится никто, молча отвечала она. Что бы ни случилось, как бы все ни обернулось, мне ни с кем не будет так хорошо, как с тобой. С чувством фатальной неизбежности она перевернулась на спину и полностью отдалась во власть Джекоба.

Может, это в последний раз, в последний раз, думала она. Боль предстоящей потери привнесла дополнительный пыл в исступленность их страсти. Владевшее обоими дурманящее возбуждение, простое физическое наслаждение, которое они дарили друг другу, по силе ощущений не поддавалось определению. Это было нечто особенное, трепетно красивое, восхитительно нежное, как редкий бутон, плод дерева, цветущего раз в жизни.

Когда акт любви был завершен, Флоренс откатилась от Джекоба, стремясь спрятать лицо, ибо в откровенности оргазма открыла ему все. Слабея от нараставшего в ней блаженного восторга, она признавалась ему в любви, целовала его губы, подбородок, шею, восхваляла до небес. Она излила ему всю душу, но в ответ не услышала ни слова. Лишь хриплый, почти страдальческий вскрик в минуту избавления от напряжения.

Солнце поднималось все выше, день обещал быть чудесным, но Флоренс объял холод. Она не смела смотреть на Джекоба. Опустошенная, растерянная, она сидела, притянув колени к животу, и обнимала себя руками.

На талию легла нежная ладонь.

— Эй, — прошептал Джекоб, не лаская ее, но просто успокаивая невинным прикосновением. — Что с тобой, Фло? — Он увлек ее на траву и заставил взглянуть ему в лицо. — Я причинил тебе боль?

— Нет, все в порядке. — Она вновь попыталась сесть, но Джекоб не позволил. Он прижал ладонь к ее щеке и охнул, обнаружив, что она влажная.

— В порядке? — В его ясных голубых глазах стоял вопрос.

— Да… в полном порядке, — убежденно проговорила Флоренс, стараясь придать голосу естественность, хотя понимала, что ее мир изменился безвозвратно. Она слабо улыбнулась. — Я всегда такая после… после этого. Выход из напряженного состояния и прочее… Если бы мужчины были более чувствительными существами, я уверена, они тоже бы плакали, — закончила она с нервным смешком.

Джекоб нахмурился, но смотрел на нее не враждебно — с недоверием. Флоренс старалась вспомнить свое поведение во время двух предыдущих свиданий, когда он до основания перевернул ее жизнь, и была почти уверена, что тогда не плакала. Джекоб, конечно, догадался, что она лжет. Теперь ей нужно быть очень и очень осторожной. Каких только щедрых заявлений о любви и обожании она ни наделала, пока они предавались любви, но от них, пожалуй, удастся откреститься, ведь люди, особенно мужчины, всегда несут чепуху в постели. Однако в любое другое время — как, например, сейчас, перед лицом последствий эмоциональной бури — она обязана сохранять бдительность. Она любит Джекоба, а он ее — нет. А гордость, слава Богу, у нее еще осталась.

— Не волнуйся, Джекоб. — Она потрепала его по плечу, чтобы положить конец опасному разговору. — Все в порядке. Я уже пришла в себя. А ты как?

Он опять нахмурился; губы дрогнули, будто он хотел что-то сказать. На лице в стремительной последовательности, словно кадры в фильме, отразился целый ряд чувств — гнев, растерянность, уныние. Может, он надеялся еще раз услышать от нее признание в любви? Или, что еще менее вероятно, собирался признаться сам, а потом вдруг опомнился?

Вряд ли, пришла к выводу Флоренс, когда его лицо наконец обрело выражение невозмутимого спокойствия.

— Замечательно, Флоренс. — Он накрыл ее ладонь своей. — На седьмом небе… Покувыркался на солнышке и получил заряд бодрости на целый день.

Флоренс бросила на него неодобрительный взгляд. Ей не хотелось, чтобы он придавал особое значение тому, что произошло, но и такая нарочитая небрежность тоже ни к чему. Это ее прерогатива.

Джекоб заметил ее недовольство и улыбнулся.