Возмездие

— Потом решим, — махнул большой рукой Левченко. — Сначала выпьем. Ну-ка, Игнат, иди сюда. Бери стакан.

— Он только после болезни! — вмешалась Эльза. — Ему нельзя.

— Здесь я командир. Давай, Игнат. Чтобы никогда не опаздывать туда, где нас любят и ждут.

Подмигнув, Левченко залпом выпил добрых сто пятьдесят граммов водки. Корчак, не колеблясь, последовал его примеру. Испытания, выпавшие на его долю, потребовали большого напряжения воли, и теперь этой воли не хватало для поддержания жесткого каркаса самодисциплины. Закусив и еще не успев опьянеть, он подумал, что сильно изменился за эту зиму, причем изменился не в лучшую сторону.

«Ничего, — сказал он себе, — вот закончу дела и возьмусь за себя по-настоящему. Быстро восстановлюсь и все наверстаю. Никаких послаблений не будет. А сегодня можно немного расслабиться».

Как мы любим давать себе обещания, которые не нужно исполнять прямо сейчас, а с некоторой отсрочкой, какую всегда можно оттянуть немного еще… и еще… и еще… пока не придет время давать новые обещания с новыми сроками. Корчак отстраненно подумал об этом и хотел заявить, что после штрафной он больше пить не станет, но хмель уже растекался в мозгу, увлажняя глаза, и он, потирая ладони, занял место за столом, нахваливая угощения и успокаивая Эльзу, шипевшую, чтобы пропускал тосты и как следует закусывал. В один из таких моментов в их спор вмешалась Оксана, которая с милой улыбкой сказала, что иногда мужчинам необходимо снять стресс. После этого Эльза перестала сдерживать мужа, зато принялась демонстративно опрокидывать рюмку за рюмкой, игнорируя вина, предложенные дамам. Левченко подбадривал ее и подливал обоим. Оксана тоже много пила и безостановочно болтала.

Пару раз Корчак наведывался в коттедж, чтобы проверить, все ли в порядке, и подбросить пару поленьев в огонь. В такие минуты ему хотелось остаться и лечь спать, вместо того чтобы пьянствовать, но чувство долга гнало его обратно, а там все продолжалось по-прежнему, и напитков и закусок становилось только больше и больше.

Наконец Эльзе это надоело, и она предложила расходиться.

— Как расходиться? — возмутился Левченко, успевший избавиться от свитера и сидевший за столом в футболке с эмблемой Rolling Stones

в виде языка, высунутого из красного рта. — Мы только начали. Сейчас смена блюд будет… Палыч! Где ваши пироги хваленые?

Егерь, все это время торчавший где-то в прихожей, вышел и вскоре вернулся с Верой. Вместе они принесли поднос с горячими пирогами, укутанными в одеяло. Вера объяснила, как отличать пироги, чтобы не ошибиться с начинкой, и все внимательно выслушали, но очень скоро перестали обращать внимание на подобные тонкости, беря, что под руку попало.

Если бы Корчака спросили, с чем именно он ел пироги — с грибами, картошкой, рыбой или мясом, — он бы затруднился ответить. Он прилично набрался и пьянел все сильнее и быстрее. Эльза тоже была не в лучшей форме, но хозяев это, похоже, не смущало. Оксана, видя их состояние, напропалую кокетничала с Корчаком. Что касается Левченко, то он не одергивал жену, а продолжал наполнять рюмки и бокалы. Будь Корчак трезв, он заподозрил бы, что его и жену нарочно спаивают. Но он был пьян. К тому же он доверял другу, давно отбросив сомнения, которые однажды закрались в его душу.

Пирушка завершилась за полночь. Распрощавшись наконец с Левченко, Корчак и Эльза выбрались на улицу. Ярко светил молодой месяц, повисший в радужной дымке на черном небе. Желтые прямоугольники света лежали под окнами на снегу.

— Зачем мы так напились, не знаешь? — спросила Эльза, покачнувшись.

— Я знаю, зачем я, — пробормотал Корчак, поддерживая ее. — А зачем ты, нет.

— Из-за тебя, — сказала она. — Пусти.

Он убрал руки. Она наклонилась, зачерпнула снега и потерла лицо.

— Больше я с ними встречаться не стану, — заявила она. — Если хочешь, сам дружи с ними. Твой Лев — хвастун и тупица. А жена его вертихвостка. Знать их больше не желаю.

— Не преувеличивай, — вяло заступился за друзей Корчак. — Просто у тебя настроение плохое.

— Оно из-за них плохое. Один спаивает, другая глазки строит. Ну и пара.

Поднимаясь на крыльцо, они успели поспорить и даже немного поссориться. Корчак вовремя велел себе заткнуться, решив, что лучше отмолчаться.

Дети спали, в комнате было тепло и тихо. Огонь приглушенно пылал в зеве камина, переливаясь оранжевым и голубым. Корчак поставил рядом большую бутылку с водой и завалился спать. Ему ничего не снилось. Он не сразу понял, почему его тормошит Эльза и чего она добивается. Она была укрыта не одним с ним одеялом, а каким-то пледом, что свидетельствовало о том, что, ложась спать, жена все еще была сердита на него. Может, ей из-за Оксаны не спится?

— В чем дело? — пробормотал Корчак. — Неужели нельзя завтра поговорить?

Фигура жены виделась ему расплывчатой и какой-то неверной, как будто она была соткана из дыма, колыхаемого сквозняком.

— Мы угораем, Игнат, — простонала Эльза. — Дети… Воздух…