[Никогда, ни при каких обстоятельствах не прикасайся к зачарованным предметам. Для человека без магического образования — это равносильно самоубийству], — как можно спокойнее объяснила я.
[И как их от обычных отличить?]
[Проведи над ними рукой, и ты почувствуешь — они пульсируют маной. Видела, торгаш перчатку надел прежде, чем коснуться меча? Ковырялка проклята заклятьем «Купи меня».]
[Это как?]
[А «так»: возьмёшься за рукоять и тебя охватит необоримое желание его купить. С любой суммой готова будешь расстаться.]
[У меня нет ваших денег.] — Селёдка прищурилась. Поняла, да?
[Неважно. Продавец нарочно заломит цену в сотни тысяч аур, захлопнув капкан. Жертва станет рабом проклятья, будет убивать, грабить, торговать своим телом, лишь бы отработать. В конце концов бедолага просто свихнётся от непосильных задач и ужасного отношения.]
Хокори оскалилась, волосы на загривке встали дыбом. Стиснув рукоять Мессера, она вопросительно посмотрела на меня. Я отрицательно покачала головой.
[Убийство одного торговца не изменит мир. Давай лучше тебе обувь присмотрим.]
[Проклятые работорговцы! Как их земля носит⁈]
Мы подошли к прилавку кожевника, и я начала изучать ассортимент. Селёдка встала позади меня, убрав руки за спину. Молодец, учится.
[Это ещё мелочь, «Купи меня» можно рассеять. Помню, сотник один, шлем себе купил, роскошный, с перьями, а как надел, голова в фарш превратилась. С дяди тогда семь потов сошло, бегал, виновного искал. Большое дело было.]
[Кто создаёт такие мерзопакостные штуки?]
[Подмастерья в Академии магии], — ответила я, ковыряя очередной ботинок. — [Надо же новичкам тренироваться, вот и зачаровывают всё подряд. По закону ученики должны уничтожать свои поделки, но некоторые их продают.]
[Морды бы им набила!]
— Сколько за эти? — обратилась я к продавцу.
— Пятьдесят аур.
— Сколько⁈
— Сколько слышали, мисс, — торгаш скрестил руки на груди. — Вы, вижу, разбираетесь, лучший товар выбрали. Только стоимость этим сапогам соответствующая. Оленья кожа, каучуковая подошва, двойной льняной шов. Высшее качество. За такую обувь, вы уж меня извините, торговаться грешно.
— Хм, а покажи-ка мне во-он те грязно-бежевые ботинки! — Я ткнула пальцем в нижнюю полку позади торговца. Говорила я нарочито громко, не прям, чтобы визжала, однако внимание парочки стражей привлекла.
Опять та же картина: мужичок сжался, глазки забегали, губы вытянулись в тонкую линию… На этом рынке каждого первого можно за жабры взять, коли знаешь, с какой стороны ухватиться.
— Ну, чего встал⁈ Мы торопимся! Кожа там не ахти, морщинистая, будто с челове…
Кожевник грубо прервал меня, стукнув «оленьими» сапогами по прилавку.
— Тридцать…
— Сколько-сколько⁈
— Десять аур, крохоборка, — выдавил сквозь зубы торгаш.
— Чудненько. — Я высыпала перед собой половину кошелёчка.
И нет, сбивать цену в пять раз мне совсем не стыдно. Кожа у «лучшей обуви» коровья, подошва деревянная. Из правды здесь льняной шов только.
— Носочки найдутся?
— Ц, такой роскоши не держим. — Кожевник протянул мне портянки. Он явно хотел, чтобы мы поскорее ушли. — Извольте ещё аур, мисс.
Бросив торгашу монетку, я потащила спутницу в глухой переулок.
Астра:
— Здесь воняет ещё хуже, — пожаловалась Хокори, разглядывая поросшее зеленью дно небольшого фонтанчика.
— Зато никто не пялится. Я поколдовать хотела.
Мои пальцы коснулись купленных сапог, окрашивая их в чёрный.
— Вот, теперь к платью подходят… — Перед глазами резко потемнело.
— Эй-эй, ты чего⁈ — поймав меня за плечи, засуетилась акула.
— Маны маловато… Похоже, хех, я всё же… Не вырасту…
— Молчи, глупая! Несёшь дурь всякую!
Селёдка села на землю со мной на руках. Дрожит вся, неужто беспокоится? Миленько.
— Ты… неправильно меня поняла…
— Сказала же, захлопнись! Говорить буду я, а ты лежи и отдыхай, усекла⁈ Отец рассказывал мне много историй о людях, разное, но на деле вы оказались ещё отвратительнее. Обманываете и убиваете себе подобных, делаете из друг друга обувь! Тьфу!
Я так устала, маны почти не осталось… Причитания спутницы плохо укладывались в моей голове.
— Слушай… — Убрав руки Хокори я, кряхтя, поднялась и села на край фонтана. — Нам нельзя останавливаться. Давай, сполосни ноги, и я научу тебя, как портянки мотать.
— На тебе лица нет.
— Ничего. Эфия говорит — таверна рядом. Там и посплю.
Астра:
На первом этаже таверны царил душный полумрак. Круглые столики, парочка снующих туда-сюда молоденьких официанток и укрытые тенями, усердно чавкающие завсегдатаи, напомнили мне деревенский свинарник.
— Одну комнату на два дня, — натужно произнесла я, тяжело опершись на барную стойку.
— Десять аур. — Хозяин расплылся в улыбке, демонстрируя ряды золотых зубов.
— Чего⁈ Какого рожна у тебя ценник, как в столичной гостинице⁈
Именно столько заплатил Энтинус за мой номер в Лофосе, когда мы отдыхали после экзамена.
— Хорошо-хорошо, двадцать аур. Добавочка за спор с хозяином.
— Издеваешься, смерд⁈ Радуйся, что вообще в твою дыру зашли!
— Хм, — мужчина почесал бороду, — оскорбление заведения обойдётся вам ещё в сто аур.
Бах!