Возмездие Эдварда Финнигана

За все эти годы он почти утратил надежду и вот теперь не знал, как быть, он чувствовал печаль, вину, утрату. Словно проклятие какое. Она махнула, и тем яснее стало все остальное. То, чего она по-прежнему не может делать. Чувство вины, которое он приучил себя не замечать, теперь преследовало его, Гренс не пытался увернуться, он сознавал свою вину, и она пятнала его теперь своим безысходным мраком.

Они принадлежали друг другу. Он сбил ее, удар пришелся по голове. Один миг — и все навеки застыло.

Он любил Анни.

Никого другого у него не было.

Сегодня вечером он не пойдет домой. Останется здесь, будет заниматься делом Шварца, пока глаза не устанут, а тогда уляжется на диван, уснет и проснется еще затемно, ему легче вставать в сумерках.

Гренс съел бутерброд с сыром из автомата, стоявшего рядом с кофейной машиной в коридоре; пластиковая пленка, в которую тот был завернут, казалась липкой — в масле, что ли.

Она провела отличный допрос, эта Хермансон. Шварц наверняка скоро проникнется к ней доверием. Странный тип. Словно пытается спрятаться от них, даже когда они сидят напротив и смотрят на него в упор.

В комнате было тихо. Тихо как никогда. Гренс посмотрел на полку на стене, на кассетный магнитофон и портрет Сив, но это не помогло, Анни махнула рукой, и музыке не осталось места в комнате. Так не годится. Никуда, никуда не годится, черт побери.

Такого с ним прежде не бывало.

Ее голос утешал его, наполнял собой комнату.

Но не сегодня. Не сейчас.

Йенс Клёвье постучал и распахнул дверь, приоткрытую наполовину. Лицо его раскраснелось: он быстро шел по коридорам, спускался по лестницам, торопясь сюда из своего корпуса «С». Он держал в руке пачку бумаг, только-только из факса, Эверт наверняка захочет прочитать их, поэтому он решил сам их передать, а потом вернется назад к своему письменному столу, ждать новых донесений.

Гренс дожевал бутерброд, смахнул крошки со стола и выкинул вместе с липкой пленкой в корзину для бумаг.

Пятница, 25 сентября 1988 года, 16.23 Направлен патрульный автомобиль 903 с инсп. Ковальски, ассист. Ларриганом и ассист. Смитом на 31 Мерн-Риф-драйв в Маркусвилле в связи со стрельбой.

Он посмотрел на тонкую стопку документов, насчитал пять штук и поднял их.

Мы сразу отметили, что входная дверь в дом не заперта. Портьера перед дверями задернута. В доме горел свет и было тихо.

Гренс прочел уже тысячи рапортов, написанных придурковатыми полицейскими ассистентами. Эти были, правда, американцы, носили другие имена и жили по другим адресам, но были такими же обстоятельными, так же боялись погрешить против заведенной формы, как и все остальные.

Гренс поднялся. Он не находил себе места. Мысли его занимало куда более важное событие, чем этот Шварц и его прошлое.

Она совершила то, что эти умники считали невозможным.

На это потребовалось двадцать пять лет, но она это сделала, и он это видел.

Он знал, что спешки нет, но не удержался: снова сел и набрал номер санатория.

— Гренс. Я слишком поздно звоню?

Короткое замешательство.

— Мне очень жаль. Но в это время вы не можете с ней поговорить.

Он узнал голос, который ему ответил.

— Вы же знаете, ей необходим сон. Она уже легла.

Сюсанна, молоденькая сиделка, которая учится на врача и которая поедет с ними на морскую прогулку. Он попытался говорить приветливо:

— Я хотел поговорить с вами. О нашей совместной прогулке в конце недели. Я просто хотел убедиться, что вам сообщили об этом.

Вздохнула она или ему показалось?

— Мне передали. Я поеду с вами.

Гренс извинился и положил трубку, может, она еще раз вздохнула, он не знал и предпочитал этого не слышать.

Согласно табличке у входной двери, дом принадлежал Эдварду и Алисе Финниган. В доме, состоящем из восьми комнат, был произведен обыск по так называемой С-методике.

Гренс снова взял американский факс и на этот раз прочел внимательнее, ведь он уже позвонил в санаторий: Анни спит, у нее все хорошо. Теперь он мог продолжать работать, искать того, кто некогда был Джоном Шварцем.

Дверь в спальню, которая расположена справа от входа, приоткрыта. Когда ассист. Ларриган попытался открыть дверь спальни, он обнаружил, что за ней лежит женщина.

Гренс наклонился ниже над листком.

Это предчувствие. Что-то начинается.

Он читал и постепенно понимал, что имел в виду Клёвье, почему он так запыхался, почему его отечное лицо было таким красным.