Возмездие: никогда не поздно

А вот и он — Виктор Биленков собственной персоной. Игорь сжал прорезиненную рукоятку ножа. Как хрупка человеческая жизнь… Чтобы забрать ее у Биленкова, достаточно дождаться момента, когда он окажется на шаг дальше своего противника, подставляя ему спину. Он успеет шепнуть ему на ухо: «Это я, твой бывший товарищ», и вонзит ему под ребра острый, как меч самурая, нож. Дальше придется расталкивать толпу, и, может быть, он даже доберется до выхода. Но на всем пути его, как голливудскую звезду, будут снимать видеокамеры: одна, другая…

Он поквитается с ним, но не сейчас — позже. Билл давал ему надежду — шел в нужном Кравцу направлении, к центральному входу. Но, как оказалось, и со спины его трудно взять, его заслоняла хрупкая спина девушки. Нет, она не прилипла к нему, а шла позади на таком расстоянии, что подобраться к Биленкову, не оттолкнув ее, просто невозможно. Держала оптимальную для маневра дистанцию: заслонить клиента, сблизившись с ним, сбить его с ног, развернуться, выхватить пистолет… Этот способ назывался пассивной оборонной инициативой. «Грамотная, сука!» — выругался Кравец, впервые увидевший ту, о которой немало прочел на сайте агентства «Он и Она», и глаза которой преследовали его по ночам.

По левую руку от Биленкова — незнакомый Кравцу человек. Кто он, попутчик агентов? Точно, попутчик: отвечая на телефонный звонок, он за руку попрощался с Биленковым и остановился на перроне. Кравец, проходя мимо, мельком глянул на него. Но и быстрого взгляда хватило, чтобы в безвольном подбородке, густых бровях и капризной нижней губе распознать человека с податливым характером.

Обладая оперативным складом ума, Виктор Биленков предвидел очередной приказ Жердева, и тот прочтет его, глядя поверх головы своего подчиненного: «Журналист должен исчезнуть». Прошло время, и приказы Жердева уже перестали отличаться прямотой. Он до сих пор остро переживает опалу и очень, очень боится скатиться еще ниже, поэтому, чтобы удержаться «на плаву», готов на все… Он похож на преступника, за которым гонятся все полицейские города, — знает, что его поймают, но будет бежать до последнего…

Журналист должен исчезнуть. Что ж, отдал ему должное Биленков, Маевский неплохо поработал на добыче информации в случае с Сергеем Хатунцевым и отлично справился с заданием в Хорватии (по сути дела, он спланировал операцию, а Виктор и Юонг были лишь исполнителями). Он никак не проявил себя в деле устранения Шевкета Абдулова, но черт с ним. Важен другой вопрос: что конкретно журналист может нарыть на Кравца? Ничего. Кравец — тень, отступник. Нужно было избавиться от такого кадра сразу после ликвидации полковника Джиганшина, где он проявил себя с не лучшей стороны, даже Старый Хэнк заметил: «Такой хоккей нам не нужен», а до этого сравнил Игоря с фотографом… И в этом свете Биленков вдруг пожалел подполковника Янова: тот совершил ошибку в выборе агента. Но понять офицера ГРУ можно: он находился в глубоком цейтноте — еще неделя, и он не смог бы завербовать никого, поскольку группа распалась.

Биленкову показалось, что приговор Андрею Маевскому прозвучал в день их знакомства, в кафе, и был он обернут в следующую фразу: «Детали одного дела тебе расскажет Виктор». Оказалось, Маевский знает больше, чем он сам, но это ничего не меняло. Эта сволочь в открытую пялится на Юонг, ведет подготовку к шантажу: «Если твой человечек узнает правду, он убьет тебя и слезу не уронит». Сволочь! И он готов был придушить журналиста в любую минуту.

Они спустились в камеру хранения. Биленков забрал из ячейки багажную сумку и, убедившись, что все свертки на месте, застегнул «молнию». Машинально похлопал себя по карману: удостоверение с отметкой о праве ношения служебного оружия было на месте, во внутреннем кармане пиджака.

«Шевроле» они нашли там, где и оставили — во дворе дома на «Киевской». Вряд ли к сотням царапин, которыми Хэнк расписался на джипе, прибавилась хоть одна.

Юонг заняла место переднего пассажира, открыв сумку, развернула пакет и стала переодеваться.

— Что ты делаешь, детка? — привычно обратился к ней Виктор.

— Переодеваюсь. Мы же едем к Жердеву?

Виктор ответил не сразу. Он занял место водителя, положил руки на баранку и, постукивая по ней пальцами глядя вперед, спросил:

— Ты хочешь отомстить?

Ким молча пожала плечами.

— Вот видишь, ты не знаешь ответа. У меня дед на фронте погиб, но у меня нет желания пристрелить канцлера. Мой отец упал с башенного крана — и в лепешку. Мне что, открыть охоту на прораба или на инженера по технике безопасности? В тебе нет чувства мести, а если оно и есть, то крохотное, как уголек, так зачем его разжигать? Конечно, ты можешь сказать: а что там со справедливостью? — Виктор завел машину и, дав двигателю немного прогреться, выехал на Киевскую. — Справедливость похожа на женскую логику: о ней говорят, о ней пишут в глянцевых журналах, а на самом деле ее не существует. Борцы за справедливость либо сходят с ума, либо кончают жизнь самоубийством.

— Это ты сказал?

Виктор довольно улыбнулся и утвердительно кивнул.

— И про женскую логику ты?