Возмездие Сандокана. Возвращение Момпрачема

Его фраза потонула в грохоте выстрелов. Канонерки, приблизившиеся к острову, вновь открыли огонь, явно намереваясь дать сражение под прикрытием гарнизонной артиллерии.

– Все по местам! – крикнул Янес.

Сандокан и Тремаль-Наик бросились к орудиям. Все тридцать проа выстроились полукругом и рванулись вперед, намереваясь взять врагов на абордаж. Над морем навис густой дым, в котором молниями мелькали снаряды. Свистела шрапнель из спингард, с утробным воем пролетали гранаты. То и дело раздавались воинственные крики:

– На абордаж! На абордаж! Вперед, Малайские Тигры! Вернем наш остров!

Некоторые проа пошли ко дну, еще несколько сели на мель, но канонеркам не поздоровилось, когда основная часть флотилии ворвалась в бухту и пошла на абордаж. Никому оказалось не по силам противостоять вошедшим в боевой раж малайцам и даякам. Через полчаса пять канонерок было захвачено, две получили пробоины от яхтенных пушек и затонули. Прочие, изрядно потрепанные, с поредевшими экипажами, успели уйти в открытое море, чтобы найти прибежище в Лабуане или других колониальных портах.

Гарнизон, состоявший из двух рот борнейцев и роты раджпутов, поспешил выбросить белый флаг, едва завидев высаживающихся на сушу пиратов.

И вот Янес и Сандокан ступили на берег своего острова, который уже и не чаяли увидеть вновь. Малайцы принялись разоружать гарнизон.

– Спасибо, брат! – сказал Сандокан португальцу, когда они поднимались на вершину. – Если бы не ты, не видать мне острова.

– Брось! Я, конечно, люблю Сураму, но знал бы ты, какая смертельная скука царит при ассамском дворе. За эти три месяца я отменно позабавился, уверяю тебя.

– Выходит, ты скоро нас оставишь?

– Я же тебе говорил, Сурама ждет сына. Тремаль-Наик и Каммамури станут ему назваными отцами.

– А если родится девочка? – лукаво улыбнулся Сандокан.

– Придворные звездочеты в один голос уверяют, что мальчик.

– Ну а вдруг они ошибаются? Может же так случиться?

– В таком случае у нее будет прекрасная названая мать. Госпожа ван Хартер обещала отправиться со мной к ассамскому двору, ведь на Борнео ее больше ничего не держит. Она станет доброй подругой Сураме. А ты, Сандокан? Вернешься в свое озерное царство?

И вот кроваво-красное полотнище с тремя тигриными головами заплясало на ветру.

– Ну уж нет. Теперь, когда Момпрачем снова мой, я сделаю из него настоящий оплот, способный дать отпор всему свету. Пусть только попробуют на меня напасть. Я буду раджой Кинабалу и Момпрачема!

– Мне уже жалко бедного султана Варауни.

– Погоди его жалеть, я еще сделаюсь его верным союзником.

Наконец они достигли вершины скалы, где давным-давно стояла их грозная обитель. Рука об руку Сандокан и Янес подошли к обрыву. Внизу в ранних сумерках ревел прибой.

– Сколько же тут воспоминаний… – произнес Янес.

– Слишком много, – откликнулся Сандокан, не пряча слез.

– Так ты не забыл покойную Марианну?

– Я никогда ее не забуду! – В голосе Малайского Тигра прозвучали отзвуки стали. – Она навсегда останется в моем сердце.

Посидев немного на краю пропасти, они медленно двинулись вниз. Меж тем Тремаль-Наик, Мати и Каммамури водружали на вершине древнее знамя малайских пиратов. И вот кроваво-красное полотнище с тремя тигриными головами заплясало на ветру.

Эпилог

На следующий день султан, измаявшийся в заточении, с мрачным видом подписал документ о передаче Момпрачема Малайскому Тигру. После чего его посадили на проа и отправили в Варауни вместе с несчастным английским послом и вооруженным отрядом – на случай, если китайцы продолжат погромы. Сандокану такие беспокойные гости были ни к чему.

Янес, Тремаль-Наик и Каммамури прожили на острове еще месяц, помогая Сандокану обустроиться. Затем, в одно прекрасное утро, на яхте развели пары́ и взяли курс на Индию. Красавица-голландка, желавшая познакомиться с махарани Ассама, поплыла с ними.

Прощание выдалось нелегким.

– Если англичане вздумают тебе докучать, – сказал Янес, – помни, что у меня есть деньги и власть. Я готов по первому твоему зову вернуться и защитить наш славный островок. Отныне Момпрачем не должен пасть.

– Тигриное знамя опустится только после моей смерти, – ответил Сандокан.

Под прощальный салют из спингард яхта покинула бухту. Впереди расстилалось открытое море.