Возмездие теленгера

Пять тридцать. На контрольных точках нас встречают специальные офицеры, подсвечивая дорогу синими фонарями. На последнем участке сворачиваем прямо в сад. Вокруг сотни, тысячи цветущих яблонь. Какой-то полоумный сторож со слезами на глазах бегает между машинами. На него никто не обращает внимания. Пишу урывками. Короткими фразами, чтобы ухватить исторический момент. Потом расшифрую. Разворачиваемся. Выставляем охранение. Носимся как ужаленные. Никто не паникует. Хочется побыстрее сделать дело и свалить отсюда – из-под носа у противника. Через пятнадцать минут докладываю в КШМ о готовности батареи. Но, видно, им до меня нет дела. Готов спорить, что доложился раньше капитана К. За неимением укрытия довольствуемся ровиком, который успели отрыть под яблонями. Лежим, ждем. Минутная готовность. Ракета номер один смотрит в светлеющее небо. Кто-то рядом со мной громко чавкает. Оказывается, Петров ест неспелые яблоки. Хотел его отругать, а потом решил, что раз сторож еще жив, то можно рискнуть. Снял маску и с удовольствием смолол три кислых-кислых яблока. В желудке благодарно забурчало. Прошло минуты три. Команды «на пуск» нет. Это всего лишь термин. На самом деле мы отстреливаемся в автоматическом режиме по команде из КШМ. Стрелять надо всем одновременно, чтобы нанести наибольшее поражение противнику и чтобы нас не накрыли. А там, дай бог, успеем выстрелить еще по одной. Что будет потом, никому не известно. Может, нас сразу накроют, а может, дадут уйти? Кроме того, мы одновременно должны стрелять по всему фронту, и в том числе и в Калининградской области. Подозреваю, что, кроме нас, стреляют все носители ядерного оружия: и дальнобойная артиллерия, и специальные минометы, бьющие на пятьдесят километров, и ракеты малого радиуса действия, и еще бог весть кто – в общем, все, кому положено по уставу.

Залп! Он всегда неожидан. Видел его десятки раз, но никак не привыкну. Земля качнулась и встала на дыбы. На голову посыпались яблоки. Третья ракета батареи номер один ушла в утренний туман. В полутора километрах севернее «ударила» вторая батарея, а за ней – третья. Ракеты еще рокотали в облаках, а мы «заряжаем» новые. И снова я доложил о готовности раньше всех. На этот раз мы не выходим из кабин. Залп! СПУ трясет, как на ухабах. Ракета прочерчивает в облаках огненный след. Через пять минут над позициями повисла тишина. Даже не верится, что началась Третья мировая. Такое ощущение, что мы всего-навсего отстреливаемся на полигоне в Ашулуке. Томительно тянутся минуты. Должно быть, полковник Тарасенко докладывает вышестоящему начальству об успешном пуске и ждет нового приказа. Подъезжает заправщик. Ура! Нас никто не «видит». Кажется, полдела сделано! Солдаты работают без обычных шуток, быстро и слаженно. Все друг друга подгоняют. Все понимают, что чем быстрее опустошим заправщики, тем быстрее уберемся отсюда – из-под самого носа врага. Я даже не представляю, что там делается – за двести, триста километров. Вся Польша и большая часть Чехии в огне. Плавится вражеская ПРО, горят города, узлы связи и аэродромы. Мы даже не в курсе дела, что заложено в память ракеты. Наше дело отстреляться.

И опять, похоже, я докладываю о готовности раньше других батарей. Но теперь нам разрешено стрелять автономно, потому что мы уже демаскированы и десятки, если не тысячи радаров выискивают нас в утреннем тумане, и десятки, если не сотни ракет готовы устремиться на наши головы, на нашу территорию. Главное, опередить их. Отстреливаемся еще по две ракеты. Это значит, что бригада выпустила по противнику всю сотню ракет! Они падают где-то там, за горизонтом. Мы пусты. Сворачиваемся с невиданной скоростью. Солдат даже подгонять не надо. Откуда взялась дисциплина? Даже те оболтусы, которые не поддавались армейской муштре, покорны и кротки, как ягнята. Через пятнадцать минут готовы к маршу. А где-то в пятистах километрах от нас горит и плавится земля наших врагов. Господи! Упокой их душу.

Выскакиваем из садов. В спину нам сторож грозит суковатой палкой. На случай удачных стрельб у нас определены пути отхода. Мы рассредоточиваемся в радиусе пятидесяти километров от КШМ. Наши координаты знает только Тарасенко, который сидит в КШМ. Теперь мы одни, я имею в виду первую батарею. Три СПУ и два БТР-105 с двадцатью бойцами, вертолеты над нами уже не летают. И вообще, стоит странная тишина, будто мы и не пуляли по врагам нашим мощным оружием. Двигаемся в сторону Ковеля, туда, где непроходимые леса и болота. На обочинах брошенные машины и трупы, трупы, трупы. Пока ехали по шоссе, насчитал около трех сотен машин. Чахомотка.