Во время этих беглых разговоров скрывающая свой страх Сильвия не могла не заметить, что иная собеседница, задавая обычный вопрос, бросала на нее искоса пытливый взгляд, в котором без особого труда можно было прочесть: кого обманываешь, я же знаю, что он тебя бросил. Город жил слухами и сплетнями, и далеко не все они были необоснованными. Известное дело, чем старше становишься, тем с большим интересом следишь за житьем-бытьем своего поколения, чтобы проверить себя: не оказался ли и я в жалком лагере неудачников?
Каю долго обманывать не удалось. Почти двадцатипятилетняя разведенная женщина не ребенок, которому можно морочить голову. Всего два дня прошло после неудачного самоубийства, Сильвия все еще боролась с подступавшими приступами рыданий и редко подходила к телефону, но Кая будто чувствовала, что мать дома, и ее звонки, повторявшиеся через каждые пять минут, выматывали нервы. Кая предполагала, что Сильвия могла выйти в гараж, или спуститься в подвал, или она сгребает с улицы талый снег, но в перерывах между этими ежевечерними делами Кая надеялась ее обязательно застать.
Кая без обиняков выложила свою озабоченность.
— Ну, так когда он вернется из командировки?
— Кто?
— Предок, конечно. Или ты думаешь, что меня интересуют гастроли твоего директора?
— Точно не знаю, — пробормотала Сильвия, придерживая рукой дрожащий подбородок; зубы невольно начинали выбивать дробь. Она на мгновение прикрыла трубку, не дай бог Кая услышит, как она перевела дух, чтобы немного успокоиться.
— Как же ты не знаешь? Везде одно и то же! Никто ничего не знает! Это постоянное отсутствие информации с ума может свести!
— Ну не брюзжи, — произнесла Сильвия с надеждой, что слова ее прозвучат как материнское ворчанье, но по проводам к дочери побежал удручающе жалкий писк.
— Несколько дней назад он позвонил, чтобы я не ждала его по утрам, уезжает, мол, в столицу по делам. Я подумала, не вечность же он будет калякать там со своими начальниками. Сегодня утром уже горячку не порола, упаковала Аннелийзу и навострила уши — жду, не подъедет ли машина. Когда дошло, что ждать уже некогда, схватила дочку под мышку и бегом на остановку автобуса. Нас чуть не расплющили. Аннелийза хныкала всю дорогу. А потом целую вечность ждали другой автобус.
— Запряги Иво, пусть он отвозит ребенка по утрам в ясли. Распределите обязанности — один отвозит, другой привозит.
— Брось, меня от одного его вида мутит! Я его на порог не пущу, велела переводить алименты по почте! — Кая уже кричала в трубку, она лопалась от злости.
— Научись держать себя в руках, впереди долгая жизнь, до чего ты себя так доведешь, — Сильвии стоило больших трудов произнести эти слова спокойно.
— Я по горло сыта проповедями! И вообще мне кажется, вы от меня что-то скрываете!
— Что нам скрывать? — содрогнулась Сильвия. — Всему свой черед.
— А может быть, что-нибудь уже и случилось?
— С чего ты взяла?
— Не могу поклясться, но сдается мне, что это его я видела вчера в машине, а рядом с ним сидела цаца в красной шапочке. Шапка на ее голове прямо-таки пылала, потому я и обратила внимание. Сама понимаешь, мне не до того, чтобы просто так заглядывать в проезжающие мимо драндулеты.
— Может быть, подвез по пути какую-нибудь сотрудницу, — пробормотала Сильвия деревенеющими губами.
— Ну, вот и проговорилась! Значит, он и не уезжал в командировку! Почему он мне соврал? Ночует-то он хоть дома? А раньше он финтил? Ох уж мне эти люди старого времени, теряют голову и делают вид, что так и должно быть! А обо мне он подумал?! А ты, как всегда, наводишь тень на ясный день. Почему позволяешь вытирать о себя ноги, как о половую тряпку?! Кому нужна твоя деликатность! Закати скандал и наведи в доме порядок! Не в его годы такое выкидывать!
Сильвия Курман хватала ртом воздух и уже не думала о том, что дочь может услышать это в трубке.
— Послушай, — удалось ей вклиниться в крик разъяренной Каи. — Мы еще не старички и помирать не собираемся! Отчитываться перед тобой мы не обязаны. И вообще — как ты смеешь говорить такие пошлости? У меня уши вянут! Не звони, пока не обдумаешь свои слова!
Сильвия бросила трубку на рычаг, как лунатик прошла к бару.
Она металась по комнате, растирала мерзнущие руки, а потом виски, налила и выпила рюмку коньяку, включила на полную мощность телевизор, а когда немного успокоилась, выдернула телефонный шнур из розетки и тяжело повалилась на диван. И подумала: моя семья не стоит ни гроша. Жутко, когда у разуверившихся в жизни матерей растут разуверившиеся в жизни дочери, которые начали, пусть даже неосознанно, понимать, что у них нет никаких перспектив; они хотят отомстить за свои поражения и не выбирают, на кого выплеснуть накопившуюся в душе горечь. Успокаиваются до следующего раза. Но каждый следующий раз наступает все быстрее и быстрее. Сторонние наблюдатели судят: какая циничная дочь, какая безжалостная мать.
Уж не реветь ли им ревмя, притулившись друг к другу? Одна будет оплакивать разлетевшуюся вдребезги молодую семью, другая проклинать мужа, предавшего ее после двадцатипятилетней супружеской жизни!