Сидя на низкой скамейке, Сильвия стянула с ног сапоги, опять на каблуке с одной стороны отошла подковка. Не забыть бы потом спуститься в подвал и прибить ее. Она чертыхнулась, подумав о непрестанно меняющейся моде. Сколько хлопот с одними только каблуками, через каждые несколько лет в моду опять входили высокие и тонкие. Следи за каждым шагом, семени по оледенелым тротуарам, как черепаха, чтобы не сломать шею. Тут Сильвия прервала привычное брюзжание. Деликатная дура! После ухода Карла она ни разу не заглядывала в ящики его письменного стола, как не делала этого и никогда раньше. На протяжении всей их супружеской жизни такая тактичность была в порядке вещей: у каждого члена семьи должна быть элементарная автономия! Много лет назад Карл помахал у нее перед глазами конвертом из плотной коричневой бумаги и объявил, что он начинает копить облигации государственного займа. Чтобы Сильвия знала, где в крайнем случае она найдет помощь. Похвальный рационализм: можно смягчить неожиданный удар. Но о страхе перед последней дорогой вслух конечно же не говорилось. На словах подразумевалась светлая сторона жизни. Карл пообещал, что когда жизнь полегчает, содержимое коричневого конверта они с Сильвией пустят на ветер — совершат путешествие к Байкалу. Теперь Сильвии не терпелось узнать, остается ли еще на повестке дня давно обещанная поездка в Сибирь. Но вообще-то стоило бы подумать об обновлении ритуалов и об их осовременивании. С каким вожделением говорили и говорят о свадебном путешествии, в наше изменчивое время скорее стоило бы устраивать разводные путешествия. Выйдя из зала суда, разведенные супруги садятся в поезд или в самолет, чтобы провести неделю или две в каком-нибудь экзотическом месте. Освобожденным от взаимной зависимости, им, пожалуй, снова будет интересно побыть вместе. Кроме того, такое путешествие избавило бы их от назойливого любопытства и навязчивого сочувствия окружающих. Из разводного путешествия они вернулись бы обогащенные новыми впечатлениями, к тому же их раны стали бы уже зарубцовываться; потом каждый в отдельности еще долго пережевывал бы незабываемые впечатления, было бы что и другим рассказать, и не пришлось бы, втянув беззащитную голову в плечи, отмахиваться от тех, кому не терпится покопаться в разрушенном очаге. Если люди смогли прожить вместе долгие годы, их должно хватить и на маленькое заключительное турне. Прожитые годы не забываются, их невозможно вычеркнуть из жизни, так почему бы не подвести итоги, не выстроить в ряд прекрасные мгновения минувшего, чтобы прийти к утешительному выводу: мы жили совсем неплохо, жизнь наша не была несчастливой, как казалось порой в минуту усталости или раздражения.
Идея разводного путешествия принесла Сильвии какое-никакое облегчение. Презирая всех и вся, трудно справиться с собой. Горизонт сужается, в голове свинцовая пустота, и только иногда мелькает одна-единственная мучительная мысль: нет сил жить. Будто изматывает тяжелая неизлечимая болезнь — жить дальше нет сил. И нет никого, кто взял бы за руку и спросил: голубушка, но почему?
В последнее время Сильвия Курман с усердием пчелы внушала себе положительные эмоции. Значение приобретала любая мелочь. Каждый вечер во всех комнатах горели лампы. Светящиеся окна должны были создавать у прохожих впечатление, что жизнь в наполненном людьми доме бьет ключом.
И в этот раз Сильвия начала свой обход по заведенному кругу из комнаты в комнату — пропустила только кабинет Карла: зажигала верхний свет, место расположения каждого выключателя было привычно с детства, когда для того, чтобы дотянуться до него, приходилось вставать на цыпочки. Сколько радости доставляет в детстве самостоятельность, столь обременительная для взрослых! Закончив обход, Сильвия уже повернулась, чтобы идти на кухню, но невольно замедлила шаг: взгляд зацепился за что-то необычное, встревожившее ее. Она остановилась, оглядываясь, искала то, что скорее почувствовала, чем увидела. Ах, вот оно что! — вырвалось у нее, когда она осознала, что произошло.
Со стен гостиной исчезли картины. Все пять полотен. На обоях темнели четыре невыгоревших прямоугольника и один овал и свисали хлопья пыли. На столике для телевизора белел вырванный из записной книжки листок: «Я увез свои картины. Карл».
Сильвия бессильно опустилась в кресло перед темным экраном. Сидела не поднимая глаз, словно боялась увидеть еще что-нибудь ошеломляющее. Она смотрела на руки, обручальное кольцо на пальце показалось вдруг нелепым и неуместным. Великодушный Карл Курман оставил записку. Избавил все еще окольцованную жену от неловкой ситуации. Ведь если бы Сильвия кинулась к телефону и вызвала милицию на место кражи — потом со стыда сгорела бы! Собственный законный муж увез свое законное имущество, а дура жена беспокоит органы охраны порядка. В то же время созерцание рук ее немного развеселило: окольцованная жена. Значит, та, другая — неокольцованная пташка. Почему-то Сильвия не спешила срывать с пальца золотое кольцо, как собиралась это сделать в первом порыве.