Возможность выбора

Лучше уж сделать шаг назад — в прошлое. Хотя бы под крыло Ванды Курман, с которой у Сильвии в первые годы замужества были очень поверхностные и натянутые отношения. Единый круг в дни рождения членов семьи, да и в том не для всех равные права. С самого начала был установлен распорядок, неизменный на все времена. Над головой старшей, а именно свекрови, сиял нимб значительности и первенства. На ее дне рождения никто не смел отсутствовать, пусть хоть свет перевернется! В преддверии этого дня Карл начинал бояться неожиданных командировок и жаловался, что вздрагивает при каждом междугородном звонке. Сильвии под любым предлогом надлежало увильнуть от совещаний или семинаров и заблаговременно, больной или здоровой, появиться у свекрови с определенным тортом в руке. В ее обязанности входили подсобные работы: она чистила серебряные ложки и перемывала посуду. Кая могла прийти к назначенному часу вместе с отцом, обязательно с бантом в волосах — взрослея, она стала стыдиться этого девчоночьего украшения, но протестовать не решалась, — и с букетиком душистых фиалок в руках. Если весна запаздывала, то хоть отправляйся за ними в венский лес! Поэтому Сильвия выращивала фиалки в саду, лелеяла их, разве что не обогревала своим дыханием. Набравшись опыта, начала укрывать их пленкой и поливать подогретой водой. Самые ответственные обязанности ложились на плечи матери Сильвии — Кая звала ее баба Майга, к такому обращению привыкли, даже старая барыня госпожа Ванда говорила — баба Майга. Она шла к сватье с утра пораньше, чтобы к приходу гостей успеть все приготовить. Несмотря на постоянство жизненных взглядов, Ванда Курман не терпела однообразия в кулинарии. К каждому дню рождения она выискивала новые и более замысловатые рецепты, и бедная баба Майга держала наготове в кармане передника успокоительные пилюли — не дай бог, если какой-нибудь деликатес пойдет насмарку. И, конечно, она даже заикнуться не смела о том, как ей это обрыдло. Ванда Курман и без того попрекала бабу Майгу, что та на двенадцать лет моложе ее, так что ни о какой усталости и речи быть не могло. Ей оставалось только краснеть, если Ванда Курман заставала ее присевшей на минутку на табуретку, когда ей уже не хватало сил метаться из кухни в столовую и обратно.

На второе место неписаные законы ставили Карла. Поздний и единственный ребенок заслуживал почти такого же, как его мамаша, уважения и заботы. В день рождения Карла старая дама в их доме появлялась заранее — в черном платье из тяжелого шелка, с кружевным носовым платком за поясом, на пальце кольцо с сапфиром. Под ее требовательным взглядом Сильвия чувствовала себя простушкой, которая мало что понимает в красивой столовой посуде, все в этом доме было случайным, будничным — товар третьего сорта. На кухне раскрасневшаяся баба Майга старалась унять колотившееся сердце. Сильвия бегала между кухней и гостиной и больно прикусывала губу, когда замечала то переставленную вазу с цветами, то передвинутые тарелки и чашки.

Дни рождения Сильвии проходили в куда более спокойной атмосфере. Случалось, свекровь вообще забывала о ее дате, а если и не забывала, то приходила с большим опозданием, заставляя себя долго ждать, и быстро уходила, ссылаясь на мигрень.

Третье место в этом ряду занимала Кая. О ее дне рождения любящая бабушка никогда не забывала и всегда приносила с собой какой-нибудь странный подарок. За детские годы их у Каи скопилось довольно много: открытки царских времен, клочки кружев, вязанные крючком салфеточки, бархатные цветы. Именно дни рождения научили девочку притворству. Принимая подарок, она взвизгивала и прыгала от радости, а потом навсегда засовывала бабушкино приношение в картонную коробку, стоявшую под книжной полкой в ее комнате.

На день рождения бабы Майги Ванда Курман не приходила никогда. В лучшем случае звонила, желала счастья, плоско шутила: мой пример не дает тебе покоя, торопишься меня догнать.

Все семейные тропки были давно глубоко протоптаны, пьедесталы вытесаны и расставлены по местам — потому-то и ценятся традиции, что благодаря им жизнь кажется вечной, они позволяют посмеяться над маленькой видимой распрей и поглубже запрятать большой страх.

Пока вдруг не выясняется: время безжалостно берет свое.

Как-то вечером Ванда Курман позвонила, официальным тоном приказала Сильвии позвать сына и заявила ему: больше она не в силах заботиться о себе сама и дело молодых подумать, как жить дальше. Карл растерялся, сел тут же на скамейку, перекинул ногу на ногу и, почесывая пятку, долго молчал. Сильвия от всего сердца посочувствовала ему, а заодно и себе — известное дело, горе одного члена семьи — горе всей семьи.

Силы человека могут иссякнуть, кошелек — опустеть, но груз забот обычно становится только тяжелее.