Возможность выбора

Привыкшая к долготерпению Сильвия сейчас была не в состоянии подавить охватившее ее смятение.

Она сорвалась и выбежала в прихожую, схватила с вешалки пальто, нахлобучила шапку, перчатки забыла — у нее уже не было сил оставаться в неведении.

Мгновение глаза привыкали к темноте, потом взгляд различил стоящую за воротами машину. Передняя дверца была открыта, но никого не было видно.

Машина была светлее, чем у Карла.

Огромная усталость навалилась на плечи Сильвии. Она уже повернулась, чтобы вернуться в дом. Нет, не смеет человек оставаться равнодушным к окружающим! Она должна выяснить, что там стряслось.

Пересилив себя, Сильвия поплелась к воротам. Возможно, угонщики машины сбежали в лес, когда она открывала дверь? Ох, уж эти слухи и их липкая власть над людьми!

На переднем сиденье сидела какая-то женщина, навалившись на руль.

Сильвия Курман подошла поближе и в нерешительности тронула ее за плечо.

Женщина медленно повернула к ней бледное лицо, Осоловелые глаза словно бы качались на нем.

— Сильвия, я не знаю, как сюда попала, извини.

Это была Вильма, пьяная в дым.

Глупо спрашивать сейчас, что произошло. Если она в таком состоянии приехала сюда, значит, стряслось нечто из ряда вон выходящее.

— Вылезай, — приказала Сильвия, стараясь говорить решительно. — Иди в дом, я сама поставлю машину.

Вильма стала выбираться из машины, схватилась за дверцу, стараясь сохранить равновесие: вязаная шапочка по-дурацки съехала на левую бровь, белый помпон на длинном шнурке качался перед ртом, словно облачко. Пошатываясь, Вильма заковыляла в обратную от дома сторону.

— До города ты отсюда пешком никогда не дойдешь, — рассердилась Сильвия, схватила Вильму за руку, довела до калитки и приказала: — Заходи сразу в дом, дверь открыта.

Сильвия села в машину, сосредоточилась — да что уж тут особенно вспоминать! Выжала сцепление, включила скорость. Хорошо, что Карл проложил колею. Сильвия мягко затормозила перед гаражом — права получила уже давно, еще тогда, когда они с Карлом купили первую машину. Потом Карл, разумеется, сел за руль, и Сильвии ничего не оставалось, как продолжать ходить пешком. Слабонервные мужчины плохо переносят перегруженный городской транспорт.

Сильвия тщательно заперла машину, до утра Вильма отсюда никуда не уедет.

Потом она побрела, проваливаясь в снегу, обратно к воротам, ноги в тапочках, казалось, совсем заледенели, но она аккуратно заперла ворота. Мелькнула мысль: если приедет Карл, может поворачивать обратно, место занято. Откуда ему знать, что всего-навсего женщиной, да еще вдрызг пьяной.

Сильвия перепрыгнула через сугроб на тропинку — Вильма так и не вошла в дом. Она сидела на лестнице, свесив безвольные руки между колен, и, мерно раскачиваясь, пела заплетающимся языком:

Где он, где он, дом печали-и…

Сильвия растормошила ее, с трудом подняла на ноги, подталкивая перед собой, провела в прихожую и стала как маленькую раздевать. Повесив пальто и бросив шапку на вешалку, Сильвия усадила неожиданную гостью на скамейку и стянула с нее сапоги. Только теперь она вспомнила о своих мокрых ногах и сменила тапочки. Вильме дала комнатные туфли Карла. Все еще не сожгла их, подумала Сильвия. Забыла… или не спешила, на что-то надеясь? Давно пора уничтожить в доме все следы окольцованного мужа!

Очутившись в ярко освещенной комнате, Вильма закрыла лицо руками и, невнятно бормоча, попросила погасить верхний свет. Ясное дело, яркий свет резанул по зареванным глазам. Сильвия понимала, что Вильме нужно бы взбодриться, однако посылать ее под душ опасно, вряд ли ей удастся сохранить равновесие в скользкой ванне. Но Вильма и не хотела приходить в норму. Она протянула руку и, указывая пальцем на бар, потребовала чего-нибудь выпить. Сильвия была в нерешительности — Вильма и так едва держится на ногах, но поняла, что ей не справиться с пьяным упрямством приятельницы, если отказать, неизвестно, что она может выкинуть. Чего доброго, побежит, натыкаясь на мебель и теряя на бегу тапки Карла, обратно на улицу, попробуй вытащи ее тогда из сугроба. Пьяный человек — он словно без костей, его почти невозможно поднять на ноги, это Сильвия испытала сама. Карл не был пьяницей, но случалось, что и его приходилось чуть ли не волоком тащить в комнату. А потом наготове извинение, набившие оскомину слова: когда жизнь гнетет, другого лекарства нет.

Когда Ванду Курман парализовало, она тоже отяжелела, будто свинцом налилась, и откуда только взялась эта неподъемная тяжесть в таком тощем теле!

Вильма впилась губами в край стакана, высасывая коньяк. Теперь-то она совсем осоловеет, только бы не стала реветь! Хуже нет, когда пьяный человек начинает жалеть себя, — может довести до белого каления. Но Вильме, кажется, надоело рвать на себе волосы. Если у человека сохранилась хоть капля здравого смысла, он постарается за что-нибудь уцепиться, выкарабкаться на сушу из засасывающего болота и оглядеться. Наверное поэтому она и схватила записку, оставленную Карлом, где тот писал про картины, и, протянув руку с запиской к свету, стала читать.