Не стоило портить себе настроение. Мягкий вечер, каштаны в цвету, на лицах уже легкий загар и у нее, у Сильвии, тоже — хоть в этом она была не хуже других. А все-таки здорово, что они с Вильмой столкнулись в дверях кафе и Вильма позвала ее с собой — пошли на стоянку, посидим в машине, поболтаем немножко. Почему бы и нет. Сильвия поняла, что Вильме нужно скоротать время до встречи.
Сильвия взяла у Вильмы ключи, открыла дверцы машины и помогла Вильме уложить на заднее сиденье большой упакованный в бумагу крендель.
Вильма села за руль, Сильвия уселась рядом. Чтобы не тратить время только на болтовню, Вильма выудила из-под сиденья несессер с косметикой, положила его на колени, раскрыла крышку, оглядела себя в зеркальце на ее внутренней стороне и с методической последовательностью принялась обрабатывать по частям свое лицо. Сильвия Курман, скосив глаза, разглядывала эту роскошную косметическую аптечку.
— Рассказывай, какие новости, — бросила Вильма и принялась усердно причесывать брови. Сильвия смешалась: откуда ей, коренной жительнице пригорода, знать интригующие истории, которые могли бы заинтересовать собеседницу. Уж не потрепаться ли о неофициальной свекрови Карла Курмана? Подумать только, как везет некоторым — прожить несколько лет в Индии! К тому же муж моложе ее и, должно быть, горяч — а что еще может эстонка предположить о грузине?
Сильвия молчала. Ее жизнь была серой и однообразной.
Вильма обвела губы особым карандашом, потом покрасила их губной помадой, взяла миниатюрную кисточку, покрыла сияюще-красный рот соответствующим блеском, оценила с помощью зеркала результаты своих трудов и осталась довольна. Метнула взгляд на Сильвию и решила начать разговор сама. Рот обработан, слова уже готовы соскочить с языка.
— Сегодня я отвезу Эрвина на день рождения его внука. Потом, в условленное время, заеду за ним. Последние месяцы я много езжу, то и дело приходится заправляться. Хорошо, что есть знакомый механик, который частным образом присматривает за машиной. Эрвину нравится разъезжать, мне это тоже подходит, терпеть не могу сидеть на месте. Иногда мы просто выезжаем за город, свернем на какую-нибудь проселочную дорогу, побродим по опушке, наберем шишек, потом бросаем в цель — прекрасная гимнастика на воздухе и в тишине. А еще Эрвин любит поселки и особенно их кладбища. Время словно останавливается, когда бродишь под вековыми деревьями какого-нибудь старого погоста, читаешь на железных крестах имена давно исчезнувших людей и разгадываешь их судьбы. Иногда я покупаю охапку цветов, и мы кладем цветы на заброшенные могилы. Пусть местные старушки удивляются — глянь-ка, у того или иного еще до войны умершего человека отыскались потомки! А вдруг под впечатлением цветов у них в памяти оживет чей-нибудь образ и они заново переберут уже полузабытую жизнь; и когда мы с Эрвином представляем себе это, у нас теплеет на сердце.
Вильма замолчала, филигранная работа требовала сосредоточенности, пинцетом она выщипала с переносицы несколько лишних волосков, неприятную процедуру сопровождало появление морщинки боли в уголке рта, зато обрамление глаз стало еще более совершенным.
— Тебе тоже пора найти какого-нибудь мужчину-золотко.
Нашла уже, нашла, захотелось было воскликнуть Сильвии и повторить ложь о вдовце с двумя несовершеннолетними сыновьями, рассказать о его хозяйственности, о строительстве бани в подвале. Но тут мысль Сильвии споткнулась о непонятную формулировку Вильмы: мужчина-золотко, интересно, что это означает?
Вильма охотно согласилась растолковать ей. Не поскупилась на объяснения, даже обошлась без укоряющего вступления — мол, как же ты отстала от жизни и что это за женщины работают у вас на фабрике, если вы не в курсе таких вещей?