Возможность выбора

Орви не могла сдержаться и поругалась с тремя «А», когда те вернулись ночью, зажгли свет и, громко обмениваясь впечатлениями, стали укладываться спать. Она обозвала их самыми последними словами и вдруг заметила, что из шкафчика исчез купленный ею хлеб. Орви казалось, что ее преследуют, травят, что девушки назло хотят вывести ее из себя. В этом не было никаких сомнений. Чтобы воспитать Орви в своем духе, три «А» вытащили из-под носа у сонной Орви ее халат в красный горошек и, по очереди надевая его, шли через коридор в умывальню. Орви натянула на голову одеяло и немного поплакала. Она чувствовала себя беспомощной и одинокой.

Орви стала запирать свои платья и кофточки в чемодане, а халат накидывала поверх одеяла, хотя спать было жарко даже под тонким одеялом.

Скандал разразился, когда девушки привели парней.

Орви задрожала, когда они вшестером появились в комнате. Эти три пары совершенно не считались с тем, что в этой же комнате находится Орви. Орви, с головой укрывшись одеялом, задыхалась от жары и ярости и не знала, то ли ей закричать, то ли придумать что-нибудь другое.

Наконец Орви не выдержала. Она вскочила, натянула на себя халат и выбежала в коридор. Дверь за собой она оставила открытой настежь, надеясь, что они угомонятся. Вначале показалось, что выпад Орви никого не затронул. В самом деле, коридор был безлюдным, в нем горела лишь одна дежурная лампочка.

Но один из парней все-таки не выдержал — он выбрался в коридор, огляделся и, заметив в углу Орви, подошел к ней, сжимая кулаки. Орви съежилась, она подумала, что сейчас получит пощечину. Но парень повел себя вовсе неожиданно, он обхватил девушку и сжал ее, как в тисках. Орви вырывалась и хрипела какие-то проклятья, кричать она была не в состоянии. Так же неожиданно, как схватил, парень отпустил девушку. Тяжело дыша, он с размаху пнул ее ногой. Орви задохнулась от стыда и унижения. Расплата состоялась, парень зашаркал назад и закрыл дверь. Орви услышала, как повернулся ключ.

Когда парни ушли, Орви проскользнула в комнату, сладкое посапывание говорило о том, что три «А» спят глубоким сном.

В ту ночь Орви долго не спала, она никак не могла согреться. В конце концов усталость одолела ее. Перед тем как заснуть, она успела еще подумать, какой же она все-таки ребенок, и удивилась. Она впервые в жизни не спала всю ночь.

На следующий день три «А» прокомментировали ночное поведение Орви весьма кратко:

— Маменькина дочка!

— Святоша!

— Рёва!

Орви не стала никуда жаловаться, слишком противно было. Одна против трех она все равно не смогла бы ничего доказать. К тому же их считали старожилами в общежитии, и ее, новенькую, просто высмеяли бы. Тоже мне фигура, думает, что ее ограниченные нормы жизни превыше всего.

Сама она выбрала общежитие, теперь не годилось идти жаловаться ни к отцу, ни к Лулль. Без сомнения, они возьмут несчастного ребенка обратно под свое крылышко, но Орви не хотелось давать в руки мачехе все козыри.

Орви словно воды в рот набрала и попыталась мужественно вынести как одиночество, так и издевательские выходки трех «А». Не могло же это продолжаться вечно.

Правда, иногда ей казалось, будто она едет в поезде, который стоит на месте и никогда не прибудет на станцию назначения. Как и в поезде, она несколько раз в день открывала замок своего чемодана, когда ей было что-то нужно. Что же касается замков, то и три «А» стали очень бдительными, и в этом отношении у них появилось что-то общее.

В последнее время в общежитии стал орудовать вор. Опасность быть обворованными в какой-то степени сблизила два враждующих лагеря.

Целыми днями они не обменивались ни словом, но когда слухи о ворах стали все чаще звучать в коридорах общежития, три «А» перед тем, как уйти, говорили Орви:

— Не оставляй дверь открытой!

— Смотри, хорошенько запри дверь!

— Берегись, если оставишь ключ в дверях!

Орви ужасно боялась воров, ничуть не меньше, чем три «А». С тех пор она стала особенно аккуратной, и соседки по комнате ни в чем не могли упрекнуть эту задаваку. Орви не столько дрожала за свое добро — ее тряпки в общем-то не имели особой ценности, — в представлении Орви вор был каким-то чудовищем, монстром, даже косвенное соприкосновение с которым заранее вызывало слабость в ногах.

Присутствие вора взбудоражило все население общежития. Единодушное негодование, вызванное появлением паршивой овцы в стаде, сближало людей.

Где бы то ни было: в кухне, в умывальной, на лестнице, у столика вахтера, у входных дверей — повсюду, где жильцы встречались друг с другом, разговор сразу же заходил об этом невидимом, неизвестном и не ведомом никому субъекте, который уже неоднократно протягивал руку за чужим добром. Поначалу вор действовал преимущественно на этаже, где жили мужчины, и унес несколько костюмов. Мимо дежурного никто не мог пройти с большим пакетом незамеченным, и все же пиджаки и брюки исчезали из дома совершенно непонятным образом.