Бедная глупая Сулли! Она боялась высказать то, что думала. Она, конечно, уверена, что Маркус проводит все вечера с какими-то женщинами. Но достаточно было замаскированного упрека, чтобы вывести пассивного Маркуса из равновесия. Какое она имеет право намекать на его неверность! Разве Маркус хоть раз упрекнул ее Эвальтом Рауном? Неопределенный намек Сулли прозвучал для Маркуса как прямое оскорбление, которое посмели кинуть ему в лицо. Поэтому внутри у Маркуса все забушевало еще сильнее.
К черту эту Сулли! Она должна быть благодарна, что ее муж никому не выдал семейной тайны и никогда не кичился своим великодушием — не каждый подберет брюхатую бабу!
Ладно, решил Маркус, немного успокоившись, он пойдет. Немедленно. Сулли еще пожалеет, что заставила его уйти. На бракоразводном процессе Маркус сможет сказать: моя жена много раз выгоняла меня на улицу. Хороший хозяин в такую погоду и собаку не выпустит, метель завывает, а Маркус — убирайся и раньше полуночи не смей показываться!
Неужели Сулли действительно думала, что Маркус может иметь какие-то дела с женщинами легкого поведения!
Где-то там, на грани небытия, парит девушка по имени Орви. Не человек, а светлый ангел. Временами Маркус старался забыть ее, теперь же Сулли насильно толкает мужа к Орви.
Рассерженный Маркус находил себе всевозможные оправдания. Может быть, уезжая по вечерам, чтобы в одиночестве подумать обо всем, он просто искал душевного покоя и нащупывал пути возврата к Сулли и детям?
Сулли и не стремится понять Маркуса. Разве не могла она предложить какое-то решение? Она никогда не обращала внимания на страдания своего мужа, ведь мальчишку, наконец, можно было бы и определить куда-нибудь.
Маркус сам себе хозяин, гордость не позволит ему долго оставаться здесь. Пусть Сулли бродит по квартире, держа детей за руки, пусть разглядывает толстых голых женщин и тучных быков на дядюшкиных картинах, прислушивается к тиканью часов и догадывается, что ее время истекло — никто уже ее не пожелает. Даже Эвальт Раун, злорадствовал Маркус.
Когда Маркус выехал за город, гнев его утих.
По шоссе плясала поземка, Маркус ехал прямо на нее. Ветер задувал временами в бок машины с такой силой, что трудно было удержать руль.
Снегопад все усиливался.
Свет фар едва пробивался сквозь белую пелену; придорожные сугробы, казалось, вздымались, как волны, словно хотели затопить дорогу.
Маркус прибавил скорости. Мотор взревел. Маркусу стало не по себе, надо бы повернуть назад, но не видно подходящего места. Он старался ехать как можно быстрее, чтобы колеса не застревали в снегу, — не хватало еще начать разгребать лопатой сугробы!
Тьма и метель разыгрались вовсю. Плотная белая стена скрывала километровые столбы и дорожные знаки. Маркус не имел ни малейшего представления, где он находится. Он ехал не очень долго и не мог быть слишком далеко от города.
В такую бурю лишь одинокие машины попадались навстречу. Они неожиданно возникали на дороге, казалось, их на мгновение выбрасывало вместе со снегом. Сверкнут два глаза — и вот уже снежный вихрь уносит их черт знает куда.
Маркус пригнулся к рулю, его взгляд пытался проникнуть сквозь надвигающиеся сугробы. Надо было найти место, где можно развернуться. Но все перекрестки казались безнадежно занесенными снегом, да и от шоссе осталась лишь жалкая борозда, по дну которой вилял красный БМВ.
Неожиданно в снежной пелене Маркус заметил человеческую фигуру. В следующее мгновение навстречу красному БМВ выскочил огромный грузовик, свет его фар метнулся высоко над головой. Маркусу показалось, что он сейчас окажется под брюхом этой громадины и ее огни проплывут над расплющенным БМВ. Но свет фар мгновенно метнулся влево. В вое метели послышался крик.
Маркус не мог пошевельнуть ногой; сведенная судорогой, она еще сильнее давила на педаль. Рука сама потянулась к выключателю, и красный БМВ покинул место происшествия с потушенными фарами.
Справа возникла черная стена.
Маркус выключил мотор. Открыв дверь, он упал в снег на четвереньки. Руки моментально промокли до локтей, в брючины густо набился снег, сапоги проваливались все глубже и глубже, казалось, сугроб не имеет дна.
Маркус барахтался, как утопающий, наконец он кое-как поднялся и поплелся к лесу. Он пытался укрыться за вековыми елями, затем обнаружил дерево, густые ветви которого доходили почти до земли. Головой вперед Маркус нырнул в темноту; здесь его вдруг оглушила тишина, снега под ногами было совсем мало. Он оперся спиной о дерево и сполз на землю. Карманы смялись, их отверстия казались зашитыми, застывшие пальцы никак не могли нащупать сигареты и спички. Маркус снова встал. Он был молод и силен, но почувствовал себя вдруг совсем немощным, словно крик на дороге перерезал ему мышцы. Закуривая, Маркус проявил осторожность, он повернулся лицом к стволу и сложил ладони лодочкой. Как только сигарета задымилась, Маркус пальцами потушил спичку. Одеревеневшие пальцы не почувствовали боли от ожога.