Вознесенный

Григорию казалось, что пленный находился на последнем издыхании: голова его безвольно свисала; ноги каждую минуту подгибались и если бы не стража, крепко державшая предателя, тот бы давно лежал на земле. Пожалуй, промолчи он ещё с десяток секунд, генеральское терпение могло лопнуть, и жизнь пленника оборвалась бы без ненужных лирических отступлений, но, на радость толпе, Фёдор подавал признаки жизни. Он медленно поднял голову, приняв на себя презрительно-колкие взоры сородичей.

– Казнь во время пира, – с легкой ухмылкой начал говорить пленный. – Он, брызжа слюной, убеждает вас, что ОНИ, наши враги, просто варвары, которые в сравнении с нами ничто! Но при этом, устраивается пир с танцами, где, на ваших глазах, происходит убийство. Где, в душном смраде исходящем от вражеской Королевы, вы звереете и сходите с ума, требуя крови и зрелищ… Так ответьте мне на вопрос: далеко ли мы ушли от тех варваров, с которыми сражаемся?

Стражник замахнулся рукой и ударил Федора в бок с такой силой, что тот от острой боли повалился на землю. В этот раз его никто поддерживать не стал.

Григорий пытался заставить себя возненавидеть этого извивающегося на земле предателя, но получалось это из рук вон плохо. Он даже начал вторить одобрительным возгласам толпы, но упавший на него презрительный взгляд Ефима дал понять, что выходит это чересчур фальшиво. Возможно, причина отсутствия гнева к узнику связана с преобладающим страхом перед своим разбирательством, которое должно было состояться вскоре после казни вражеской Королевы. Других объяснений, кроме этого, Григорий рассматривать не желал. Он боялся копать внутрь себя слишком глубоко, чтобы, не дай бог, обнаружить в потёмках души обычную жалость к предателю, которую, по его мнению, нормальный солдат не должен испытывать к подобным личностям.

Федора взяли под руки и подняли с земли.

– Думай, что говоришь, – хохоча, обратился к нему генерал.

Узник внимательно смотрел на землю. В его страдальческом взгляде появился блеск любопытства. Рассчитывающий на продолжение речи пленника генерал начал нервничать. Подойдя к нему, он схватил Федора за голову и крикнул:

– Ты говорить будешь или нет? Нам сразу всё закончить?

– Буду, – пленник твёрдо посмотрел на генерала. Когда тот, в очередной раз окатив Фёдора презрительным взглядом, вернулся на своё место, пленник продолжил: – Все вы слышали, что они долгое время властвовали над нами! Пытались отобрать честно нажитое! Они считали себя высшей силой, которая думала, что имеет право управлять слабым! Знаете, что мне сказали на допросе? Мне сказали, что я, слабый и никчемный солдат…хотелось бы уточнить, Я УЧАСТВОВАЛ В ДЕСЯТИ БИТВАХ ЗА НАШУ КОЛОНИЮ…это к вопросу о слабости и никчемности…так вот! Мне сказали, что я выступил против родной Королевы и что моей задачей в битве было убивать своих же сородичей, а потом, в случае победы врагов, провести их секретными, не охраняемыми путями к нашей крепости! Но вы спросите про доказательства! Конечно, их не…

Очередной удар пришелся в бок Фёдора и он вновь упал на землю. Григорий заметил, что предатель не стал корчиться от боли как в прошлый раз, а стойко вытерпел удар. И вновь, с нескрываемым любопытством, он смотрел в землю, будто обнаружил в ней нечто ценное и просто ждал удобный момент, чтобы прихватить находку себе.

– Да, я предал родную Королеву, – не поднимаясь с земли, продолжил Фёдор. – Но я предал бы и вражескую Королеву, будь такая возможность. Поймите же наконец: они считают себя высшей силой, носителями безграничной власти, но есть в этом мире то, что они не смогут подчинить, как бы не хотели…

Генерал, пожалевший о том, что дал узнику последнее слово, истерично дёрнул рукой, отдавая страже приказ казнить Фёдора. Сделав пару шагов к предателю, стража неожиданно остановилась.

Они синхронно опустили головы и посмотрели себе под ноги. Неожиданная выходка привела в недоумение не только генерала, но и толпу, которая вот-вот должна была узреть вожделенную расправу над предателем.

Григорий решил полюбопытствовать и вытянул шею, дабы лучше разглядеть, что там под ногами у стражи. В тот же момент, своей тяжелой рукой Ефим звонко шлёпнул ему по голове.

–Ай, – вскрикнул Григорий и, склонив голову, начал поглаживать затылок. – Зачем так…

Странное поведение собственных ног, заставило его умолкнуть на полуслове. Вытянув ниже шею, он вгляделся в свои слегка покачивающиеся вверх-вниз ноги. Григорий отдавал себе отчёт, что стоит на земле ровно и контролирует свои конечности. Но с каждой секундой ноги тряслись сильнее, словно были охвачены судорогой.

–Что происходит? – Прозвучал сбоку встревоженный голос медсестры.