Читаем Возраст зрелости. Время мудрых, счастливых и немного святых полностью

Кстати, и пожилая женщина – это не «старуха» и не «мадам». Это – вслушайтесь – «бабушка». Каким теплым и нежным словом веет от этого имени. А ведь очень близкое родство! Шутка ли? Мать отца или мамы! Но этим именем у нас привычно называют любую незнакомую пожилую женщину. Правда, современные бабушки с химической завивкой, папироской в пересохших губах, липосакцией, ботоксом, латексом и прочим изнасилованием почтенной «осени жизни» боятся признаваться, что у них есть внуки. Они их и не хотят. Они психологически «девки», хотя по возрасту «бабушки». Они радостно отзываются на слово «сударыня», или «крошка», или в спину – «ах, какая женщина!». Но это уже совсем иная часть Марлезонского балета современности, и её мы досматривать не будем. В поле нашего зрения подлинная и красивая Бабушка!

А еще в поле нашего зрения дяди и тети. Это названия, приложимые к совершенно незнакомым взрослым людям со стороны людей, которые их младше. Брат отца или матери. Сестра матери или отца. Это очень близкое родство. Но именно так мы называем совершенно незнакомых (!) людей, когда нам, условно, шестнадцать, а им, условно, двадцать шесть – тридцать пять. Дяденька, дай десять копеек. Тетенька, я заблудилась. Людей в возрасте после сорока дети называют «бабушка» и «дедушка». Но это, опять-таки, еще одна, не нужная нам, часть Марлезонского балета. Главное – народная семейственность, данная фактами языка.

Итак, братья, сестры, бабушки, дедушки, дяди, тети – вот мир, в котором мы комфортно пребываем, как в домике. Особенно если вспомнить, что, согласно крылатой фразе Хайдеггера, «язык – это дом бытия».

Стоит вдуматься в то, что и как мы говорим привычно. Любовь к слову рождает понимание божественного смысла слова. В результате мы рискуем найти подлинный клад. Клад – обретение корневых смыслов.

Мы живем в языке. Через него осмысливаем мир. И наш русский дом бытия продолжает напоминать нам, что мы – семья. Всемирная семья. Русский дом бытия – язык – угрожает нам тем, что, если мы выйдем из-под его крыши в мир «бойфрендов» и «чуваков», а не «братьев» и «матушек», то мы рискуем стать мировыми бомжами. Конкретно. Без иллюзий. Мы будем исторически бездомны. Мы просто лишимся настоящего отеческого жилья. Эта борьба видна на тех наших братьях, которые живут в диаспоре. В Заграничье, в Зазеркалье. Борьба за язык есть борьба не за архаику или связь с исторической памятью. Это борьба за ценности выживания и за «дом бытия». Стоит вдуматься в то, что и как мы говорим привычно. Филология часто рождает богословие. Любовь к слову рождает понимание божественного смысла слова. В результате мы рискуем найти подлинный клад. Клад – обретение корневых смыслов. Без них жизнь – угрожающая тьма. С ними она – еще не Рай, но светлый труд для его достижения.

Короче, шел я летним вечером под звездами по теплому асфальту и думал, что во всяком мужском монастыре сплошь одни «отцы и братья». А во всяком женском – «сестры и матушки». Думал, что «бабушка» – это не наказание за молодость, а заслуга за правильную жизнь. Заслуга за жизнь, потраченную не на любовников, имидж и карьеру, а на семью, детей и внуков. То же думал я и про вымирающих как вид дедушек. Думал и про антропологическую энтропию, как бы завернуто это ни звучало. Ещё думал про мировую закулису, то есть про мягкую замену всего естественного всем неестественным. Типа – украсть хлеб, дать дерьмо с биодобавками да ароматизаторами и с помощью рекламы убедить всех, что это и есть счастье.

О многом тогда передумал! Со страхом и с радостью постижения смыслов. Вообще, сладко думается под летними звездами. Так и домой дошел.

О воздухе, совести, старости и смерти. Что-то вроде псалма

Воздух похож на Бога. Он всегда рядом, и его не видно. То, насколько он нужен, узнаешь, когда его не хватает.

Солнце похоже на Бога. Оно может и греть, и сжигать. На его огненный диск нельзя смотреть без боли. Все живое тянется к нему. Все живое пьет его силу.

Море похоже на Бога. Когда оно прозрачно и ласково, это похоже на нежность большого к маленькому. Когда оно бушует и пенится – с ним нельзя спорить.

На Бога похож мужчина. Когда он кормит семью и готов за нее драться. И еще когда он скуп на слова и улыбается редко.

На Бога похожа женщина. Когда она кормит грудью и ночью встает на плач. Когда она растворяется в детях и не думает о себе.

Так много всего в мире похоже на Бога. Откуда взялись атеисты?

Время имеет свойство твердеть и превращаться в камень. Каждая секунда прошивает человека насквозь, а оказавшись за спиной, становится историей. Вся прожитая жизнь напоминает пиршественную залу, заколдованную волшебником.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книги протоиерея Андрея Ткачева

Похожие книги