– Наконец-то, молодец девочка, только больше не отключай его – Влез опять в ее голову дед со своим одобрением.
Александр очнулся. Долго соображал, где он находится, вспоминал, что произошло с ним накануне. Попробовал пошевелить рукой – не вышло. Вдруг все вспомнил и вместе с воспоминанием, пришло осознание того, что лежит он в больнице и почему – то, совершенно не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Вместе с тем он четко понимал, что и руки и ноги у него на месте, там, где и положено им быть, но подчиняться ему решительно отказываются. Потянулись часы длительного одиночества, прерываемые только медсестрой, периодически приходившей делать уколы. Нахлынули воспоминания. Вспомнился и Петушок-Петр Сергеевич, молодой совсем еще, преподаватель литературы. Пришел к ним в школу он, когда Саша уже готовился к выпускным экзаменам. Пришел и всех заразил любовью к литературе, к поэзии, ко всему красивому и совершенному. Как мастерски, до мурашек по коже читал он стихи, и стихи всегда у него подбирались пронзительные, проникающие в юные сердца и души. Очень хороший, замечательный был учитель, почему был? Он и сейчас работает там же, потрясает юные души совершенной поэзией. Многие тогда стали писать собственные стихи. Написал стихотворение и юный Саша. Написал неожиданно, долго никому не показывал, но однажды принес и показал Петру Сергеевичу.
– Как же там у меня – было, напрягал память Александр и вдруг все вспомнил, вспомнил все до последней строчки:
Стану я без удержу – пропойцей, Брошу эту жалистную жизнь.
Я все пропью:
пропью свои страдания
И радость тихую, И грусть мятежную, Пропью любовь, томящую мне грудь.
Но радость дикую, И страсть безумную, И горе черное, И капли счастья, Я выпью-залпом.
И тогда в ревущем смерче, В шепоте и крике чувств, Пусть все взметнется и
Вскружится пламенем, Я, эту пляску смерти – Жизнью назову.
Когда же пламя опадет, Ревущее застынет – эхо.
И жизнь моя поднимется, Прозрачной струйкою
Над черной кучей пепла
В последний раз, Пусть грянет буря
И разметет все в клочья.
Петушок, начал читать стихотворение, тут же вскинул на Сашу глаза и радостно воскликнул:
– Очень хорошо! Прямо по Есенински-продолжая читать, он изредка поднимал на Сашу глаза, но восхищения в них уже не было, скорее удивление и сожаление. Наконец, он прочитал до конца и с огорчением, мягко произнес:
– Саша, у тебя неплохие способности, но стихи тебе больше писать не надо. Есть такое выражение: «Все поэты-пророки». Ты понимаешь, что ты себе пророчишь, какая жизнь тебя ожидает? Больше Саша стихов не писал, никогда. А теперь, находясь в безнадежном одиночестве – вдруг накатило. Как-то сами собой складывались строки. И однажды он попросил медсестру записать:
Напророчил, себе в юности я напророчил, Полыхнувшую жизнь и безумную страсть.
Жизнь сгорела в огне, почти не заметив
О чем пела, шептала, и кричала душа.
Вот лежу я теперь, своей жизнью – изломанный, Совсем ни к чему, мне – безумная страсть.
А душа – еще шепчет, кричит и трепещет, Все ей хочется любить и страдать.
Хочется быть ей, с самой лучшей из женщин, Только где же, найти ее – теперь не сыскать.
Медсестра молча дописала стихотворение, продиктованное ей безнадежно больным, незаметно смахнула слезу и тихо вышла из палаты.
Из больницы Ирине позвонили, через два дня. Равнодушный женский голос скучно сообщил, что Александру стало значительно лучше и его можно проведать, но не долго. И так же равнодушно, через зевоту, объяснил, как добраться до больницы.
Ирина сразу же решила ехать к Александру.
Лечащий врач, долго успокаивал ее, утверждая, что жизни его суженного ничего не угрожает, что они делают все, что в их силах.
Но все же, внимательно и сочувственно посмотрев на молодую, красивую женщину с сожалением добавил:
– К сожалению, в коре головного мозга произошли необратимые изменения. Боюсь, что он на всю жизнь останется инвалидом. Слышал, я, что академик Георгиадис успешно справляется с подобными проблемами. Но, к сожалению, где он сейчас, и как больного к нему доставить не знаю – обреченно говорил доктор, с удивлением замечая засиявшие вдруг радостью глаза красавицы.
На следующий день, странная посетительница настойчиво просила вынести кровать с ее любимым на улицу в небольшой сквер перед больницей. Строгие доктора, сначала удивились, такой странности, но настойчивым просьбам женщины – уступили. К полудню Ирина неотлучно находилась у кровати Александра, сиротливо стоящей на небольшой лужайке в сквере.
Возвращение
Все средства Противовоздушной обороны, установленные вокруг Санкт – Питербурга, подняли по тревоге и перевели в полную боевую готовность. К городу приближался неопознанный летающий объект. Объект, не отвечал ни на какие сигналы, не уклонялся от преследовавших его самолетов, но упорно продвигался к городу.
– Чертовщина какая-то – это обыкновенное бревно, только большого диаметра – доложил растерянно один из летчиков, преследовавших объект. Естественно ему никто не поверил. Но когда и еще несколько летчиков доложили то же самое, в Москву ушел соответствующий доклад.