Кроме того, мне нравилось видеть, как неуклонно растут мои сбережения. Меня никак нельзя назвать скрягой, но и равнодушием к деньгам я не отличаюсь. Я отлично помнил, как проснулся в «Фэйрграундз инн», разбитый и без денег. Помнил лицо той рыжей деревенской тетки, когда она возвращала мне карточку с превышенным лимитом. «Попробуйте еще раз», – попросил я ее. И она мне ответила: «Дорогуша, я смотрю на тебя и вижу, что в этом нет необходимости».
Проехав четыре мили по Карибу-роуд до места, где дорога начинает подниматься в горы, я свернул под знак с надписью «Ранчо «Волчья пасть», 2 мили». Набрав свой личный код на кнопочной панели домофона, припарковался на гравийной стоянке «Для сотрудников и талантов». Я видел эту стоянку забитой до отказа только один раз – когда Рианна приезжала записать миньон. В тот день машины стояли почти до самых ворот даже на подъездной дороге. Эта подруга передвигалась с серьезным эскортом.
Пэйган Старшайн (настоящее имя – Хиллари Кац) должна была покормить лошадей два часа назад, но я все равно прошел через конюшню, угощая их яблоками и морковкой. Большинство лошадей были крупными и красивыми и иногда ассоциировались у меня с четвероногими лимузинами. Однако мой любимец скорее походил на потрепанный «шевроле». Когда я приехал с одной гитарой, сумкой и расстроенными нервами, серый в яблоках Бартлби без всякой родословной жил на ранчо – и уже тогда был немолод. Почти всех зубов он давно лишился, но жевал ломтик яблока немногими оставшимися, лениво водя челюстями из стороны в сторону и не сводя с меня взгляда добрых темных глаз.
– Ты хороший парень, Барт, – произнес я, поглаживая его морду. – Таких я люблю.
Он кивнул, будто говоря, что знает это.
Пэйган Старшайн – Пэйг для друзей – кормила кур из своего передника. Она не могла махнуть мне рукой, поэтому встретила хриплым «Привет», за которым последовали две первые строки из «Mashed Potato Time». Следующие две строчки, «самый последний, самый чудесный…» и так далее, мы пропели вместе. В свое время она работала на подпевке и в лучшие годы пела, как одна из «Pointer Sisters». Еще она курила как паровоз, и к сорока годам ее голос мало отличался от голоса Джо Кокера на фестивале «Вудсток».
«Студия-1» была закрыта и погружена в темноту. Я зажег свет и проверил доску объявлений с расписанием на сегодня. Четыре сессии: в десять, в два, в шесть и последняя в девять, которая запросто может затянуться далеко за полночь. «Студия-2» будет загружена не меньше. Недерленд – это крошечный городок на западном склоне, где постоянно проживают всего полторы тысячи человек. Однако в мире музыки он занимает исключительное место. Надпись на бамперных наклейках «НЕДЕРЛЕНД! ОТ НЕГО БАЛДЕЕТ ДАЖЕ НЭШВИЛЛ!» – отнюдь не такое преувеличение, как можно подумать. В «Студии-1» Джо Уолш записал свой первый альбом, когда на ранчо заправлял еще отец Хью Йейтса, а в «Студии-2» Джон Денвер записал свой последний. Хью как-то прокрутил мне кусок записи, где Денвер рассказывал своим музыкантам, что купил какой-то экспериментальный самолет. Слушая его, я чувствовал, как по коже у меня бегают мурашки[11]
.В городе имелось девять баров, где каждый вечер играла живая музыка, и три студии звукозаписи, помимо нашей. Но «Волчья пасть» была самой крупной и самой лучшей. В тот день, когда я робко вошел в офис Хью и сказал, что меня прислал Чарлз Джейкобс, на стенах кабинета висело не меньше двух десятков фотографий, включая Эдди ван Халена и Эксла Роуза (в расцвете сил), группы «Lynyrd Skynyrd» и «U2». Но больше всего он гордился фотографией – единственной, на которой присутствовал сам – «Staple Singers».
– Мэвис Стейплз – это богиня, – заявил он мне. – Лучшая певица Америки. Рядом с ней никто даже близко не стоит.