Возрождение

— А сейчас, когда вы увидели мощь моего Творца Молний – единственного в мире, уверяю вас, — вещал усиленный микрофоном голос, — я продемонстрирую вам чудесный портрет, приобрести который вам поможет портрет Александра Гамильтона в вашем кошельке или бумажнике. Продемонстрирую

один

раз, прежде чем открою свое Электроателье, где предоставлю вам шанс сделать лучшую фотографию в вашей жизни! Но сначала мне понадобится доброволец, чтобы вы увидели воочию, на что вы так удачно потратите свои десять долларов! Есть добровольцы? Кто-нибудь? Вы ничем не рискуете, уверяю вас! Ну же, друзья! Я слышал, торопыги-оклахомцы славятся своей храбростью!

Перед помостом собралась приличная толпа – человек пятьдесят-шестьдесят. На нем был брезентовый задник шести футов в ширину и минимум двадцати в высоту. На заднике, словно на большом экране, была фотография с изображением красивой молодой женщины в танцевальном зале. Ее черные волосы были собраны в замысловатую прическу, на которую явно понадобилось несколько часов. На женщине было вечернее платье с открытым верхом и низким вырезом, приоткрывавшим соблазнительную грудь. В ушах у дамы были бриллиантовые сережки, а губы накрашены кроваво-красной помадой.

Напротив фотографии великанши в танцевальном зале стоял старомодный фотоаппарат: в стиле девятнадцатого века, на треноге и со шторкой, которую фотограф накидывал себе на голову. С такого расстояния он мог рассчитывать на снимок великанши от коленок и ниже. Тут же на подставке стоял поднос с магниевым порошком. Балаганщик в черном костюме и цилиндре небрежно положил руку на камеру. Я сразу его узнал.

Все это я помню четко, но охотно признаю, что моим воспоминаниям о том, что произошло дальше, доверять не стоит. Ведь я был наркоманом со стажем и уже два года как перешел на иглу (сначала кололся под кожу, но чем дальше, тем чаще метил в вену). Я плохо питался и весил намного меньше нормы. К тому же я температурил. У меня начался грипп, и развивался он быстро. Утром казалось, что это обычный героиновый насморк, максимум простуда, но к тому времени, как я увидел Чарльза Джейкобса с его старомодной фотокамерой на фоне задника с девушкой-великаншей и надписью «Молниеносные портреты», я чувствовал себя словно во сне. Меня не удивило явление моего бывшего священника, чьи волосы на висках уже тронула седина, а рот обрамляли (неглубокие еще) морщины. Да я бы не удивился при виде покойных матери и сестры, если бы те присоединились к нему на помосте в костюмах дамочек из «Плейбоя».

В ответ на призыв Джейкобса несколько мужчин подняли руки, но тот со смехом указал на огромную красавицу у себя за спиной.

— Ребята, я уверен, что вы смелее дьявола в субботнюю ночь, но вряд ли это платье будет вам к лицу.

Публика добродушно засмеялась.

— Мне нужна девица, — сказал человек, который показал мне Мирное озеро, когда я был всего лишь карапузом в коротеньких штанишках. – Красивая девица! Красавица-оклахомочка! Как вам, ребятки? Согласны?

Народ захлопал в ладоши, показывая, что все согласны, да еще как. И Джейкобс, который уже заранее приметил свою жертву, указал беспроводным микрофоном на кого-то в первом ряду.

— Как насчет вас, мисс? Вы у нас девица — загляденье!

Я стоял в заднем ряду, но толпа, казалось, расступалась передо мной, словно бы я обладал какой-то магией отторжения. Наверное, я просто проталкивался вперед, но я такого не помню, и если кто-то толкал меня в ответ, то этого я тоже не помню. Казалось, я просто плыл сквозь толпу. Краски вокруг стали ярче, а звуки карусельной каллиопы и крики пассажиров «Зинго» — громче. Гул у меня в ушах усилился до мелодичного звона: кажется, G⁷. Я плыл сквозь ароматное облако из духов, лосьона и дешевого лака для волос.

Красавица-оклахомочка запротестовала, но ее друзья и слышать ни о чем не хотели. Они подтолкнули ее вперед, и она поднялась по ступенькам с левой стороны помоста, сверкая загорелыми ногами под бахромчатым подолом короткой джинсовой юбки. На девушке, длинноволосой блондинке, была зеленая блузка с глухим воротом, но игриво приоткрывавшая живот. Несколько мужчин присвистнули.

— У каждой красивой девушки есть свой положительный заряд! – сообщил Джейкобс толпе, сдернув с головы цилиндр. Я увидел, как Джейкобс его стиснул. На миг я ощутил себя так, как не чувствовал с того самого дня на Скайтопе: руки покрылись гусиной кожей, волосы на затылке встали дыбом, воздух в легких, казалось, загустел. А потом поднос рядом с камерой вспыхнул так, как никакому магниевому порошку и не снилось, и брезентовый задник ослепительно засиял синим. Лицо девушки в вечернем платье утонуло в этом сиянии. Когда блеск померк, я увидел (или мне показалось), что ее сменила деревенская бабища пятидесяти с чем-то лет, которая часов девять назад вытурила меня из гостиницы. Но вскоре вернулась девушка в бальном платье.