Возрождение (ЛП)

Я уношусь прочь, не глядя ни на кого из них. Очень жаль, что мне придется просидеть на уроке Бондаря сегодня днем. Мало того, что создание бомбы никогда сильно не интересовало меня, я могла бы выместить свою агрессию в другом месте. Я имею в виду надирать задницу в тренажерном зале.

— Семь, подожди, — тяжелые ботинки стучат по тропе.

Я стискиваю зубы от досады, но делаю как приказано.

— Зачем?

— Так, я могу прогуляться с тобой? — Коул дергает мой хвостик. — Зачем еще, по-твоему?

Я не могу сказать, притворяется ли он глупым или он действительно не догадывается, что я подслушала тот разговор.

— Я имею в виду, почему ты выделил меня в разговоре с Фитцпатрик?

Коул делает жест, чтобы я притихла. Я напрягаю слух, но не слышу, как она идет вниз по тропе. Я держу рот на замке. Хотя ощущение, словно мы находимся в середине нигде, дорога до лагеря займет не больше пяти минут, там я и накинусь на Коула с расспросами.

Коул снимает свою куртку и перебрасывает ее через плечо со своим рюкзаком. Будучи раздраженной, я отвлекаюсь на движение мышц в его руках, напрягающихся против наших обтягивающих обязательных футболок. Мы были обязаны совершенствовать форму в течение многих лет, но за последние несколько месяцев половая зрелость существенно изменила наши тела.

И изменила то, как мой организм реагирует на эти изменения. Я ненавижу себя за это, особенно сейчас.

Солнце сверкает над головой, а верхушки деревьев не очень спасают. Хотя все становится хуже, как только мы выходим из леса и шагаем в травянистые места, соединяющие начало тропы с дорогами лагеря. Солнце отражается от металлических зданий и вскоре превращает асфальт под ногами в сковороду.

Я морщу нос, скучая по сладкому аромату сосны, который был заменен бензином и резиной.

— Так почему ты это делаешь?

Пот бисером стекает вдоль брови Коула, и он вытирает его.

— Тебе нужно спрашивать? Она придирается к тебе, и это меня бесит.

— Ты не думаешь, что может она постоянно выделяет именно меня, потому что ты всегда так быстро бросаешься на мою защиту?

— Нет.

Проклятье. С тех пор как у меня чешутся руки в жажде драки, мне хочется, чтобы он с жаром бросился все отрицать. Просто одно «нет» делает это гораздо труднее. Но я все равно пробую.

— Ты всегда это делаешь. Всегда торопишься заступаться за меня. Ты не относишься так ни к кому другому — даже не пытайся отрицать. Я хочу знать, почему. Ты думаешь, что я гораздо слабее, чем все остальные?

Я регулирую ремень винтовки на плече, раздражаясь все больше. Гнев приемлем для того, чтобы его выразить. Признать было бы гораздо сложнее. Я не собиралась говорить этого и теперь сожалею.

Невероятно, но Коул вздрагивает. Он резко останавливается и начинает двигаться только тогда, когда нужно отойти с пути, прежде чем приближающийся джип ударит по тормозам. Водитель ругается на нас и продолжает ехать.

— Если ты действительно так думаешь, то ошибаешься.

Я скрещиваю руки на груди.

— Разве?

— Да, — его глаза просверливают мой череп, и он понижает голос. — Я думаю, что ты одна из самых умных и компетентных людей в нашем отряде. Вот почему меня бесит, что Фитцпатрик так жестоко к тебе относится. Я привык думать, что она делает это, потому что видит те же черты в тебе, что и я, что она хочет подтолкнуть тебя реализовать свой потенциал. Сейчас я не так в этом уверен. Чем больше я знакомлюсь с ней, тем больше я думаю, что она просто садист. Но опять же…

Он думает, что я одна из самых компетентных? Я хочу в это верить, но не могу позволить себе попасть в эту ловушку. Или отвлечься.

— Опять же что?

Коул запускает пальцы в волосы.

— Фитцпатрик была в ответе за нас с тех пор, как мы были еще маленькими. Если бы перед тобой стояла задача подготовить детей делать то, что делаем мы, ты бы, вероятно, тоже захотела выключить смягчающие чувства. Как только она закончит с нами, то нас отправят в настоящий мир для того, чтобы умереть. Не нарочно, но мы будем работать с секретными операциями. Черт, мы уже с этим работаем. Шансы прожить до старости у нас невелики, а ей пришлось бы жить с этим.

— Стоит ли удивляться, что она холодная? Или что на нас наорали за то, что мы слишком привязаны друг к другу? В один прекрасный день наша семья расстанется. Некоторые из нас умрут. И Мэлоун, или Фитцпатрик, или даже я будем одни ответственны за отправление этого человека на смерть. И только лишь для этого они готовят нас к такой жизни. Но они знают нас, а мы знаем друг друга, с тех пор как родились.

Я не думала об этом раньше в таком ключе, и, хотя это имеет смысл, но не заставит меня ненавидеть Фитцпатрик меньше. Да, возможно, у меня будет жизнь-короче-чем-средняя. Но в качестве компенсации за это разве я не заслуживаю столько тепла и доброты, сколько можно в меня впихнуть?

Я не прочь умереть за свою страну, но против того, как я живу за нее.

И все же слова Коула растворяют остатки гнева.

— Ты уклоняешься от вопроса. Ты по-прежнему относишься ко мне иначе, чем к кому-либо другому.

Он прослеживает линии, нарисованные своим сапогом.