Возрожденный любовник

– Джон Мэтью звонил. Нужно подкрепление в центре, на берегу. Собирайся, встретимся у парадной двери через десять минут.

– Черт подери, – прошипела Хекс, хлопнув ладонями.

Когда она вновь повернулась к своей матери, женщина дрожала, но старалась не показывать этого.

– Все нормально, – сказала Хекс. – Я хороша в бою. Я не пострадаю.

Хорошие слова. Только женщина волновалась не об этом, не так ли: она боялась… саму Хекс.

Еще бы. Ведь она – симпат, и Ноу-Уан прежде подумает «опасность», а уже потом –  «дочь».

– Я оставлю тебя одну, – сказала Хекс. – Не волнуйся.

Медленно возвращаясь в спальню, она не могла игнорировать невыносимую боль в груди. С другой стороны, она также не могла игнорировать реальность: мать не хотела ее тогда.

И не хочет ее сейчас.

И кто мог ее винить.

***

Из-под капюшона мантии Ноу-Уан наблюдала, как высокая, сильная, беспощадная женщина, которую она родила, умчалась сражаться с врагом.

Казалось, Хексанию совсем не беспокоила мысль о том, что она лицом к лицу встретится с лессерами: наоборот, судя по ухмылке, ставшей ответом на команду Брата, она получит удовольствие от схватки.

Колени Ноу-Уан подкосились, когда она подумала о том, кого породила – женщину с силой в конечностях и местью в сердце. Ни одна женщина Глимеры не отреагировала бы подобным образом, с другой стороны, им бы никогда не сделали предложение подобного рода.

Но в ее дочери текла кровь симпата.

Дражайшая Дева-Летописеца…

И все же, когда Хексания развернулась, на ее лице мелькнули эмоции, которые она быстро скрыла.

Ноу-Уан прибавила шагу, хромая по коридору к комнате своей дочери. Оказавшись у тяжелой двери, она тихо постучала.

Хексания открыла спустя секунду.

– Хэй.

– Прости меня.

Никакой реакции. Видимой.

– За что?

– Я знаю, каково это, быть нежеланной родителями. Я не хочу, чтобы ты…

– Все нормально, – пожала плечами Хексания. – Будто я не знаю, что ты имеешь в виду.

– Я…

– Послушай, мне нужно собираться. Заходи, если хочешь, но знай: я не для чая одеваюсь.

Ноу-Уан колебалась у порога. Внутри комната была хорошо обжита: постель смята, на стульях – кожаные штаны, две пары ботинок на полу, пара бокалов для вина на столе, стоявшем в углу около кушетки. Связующий аромат чистокровного вампира, темный и чувственный, витал в воздухе.

Он был и на самой Хексании.

Услышав несколько щелчков, Ноу-Уан заглянула за дверной косяк. Около шкафа Хексания проверяла какой-то скверно выглядевший пистолет. Она точно знала, что делает, засовывая его в кобуру под рукой и вынимая другой. А затем настала очередь патронов и ножа…

– Твое мнение обо мне не улучшится, если ты продолжишь стоять там.

– Я пришла не ради себя.

На этих словах ее дочь остановилась.

– Тогда зачем.

– Я видела выражение твоего лица. Я не хотела этого для тебя.

Хексания ухватилась за черную косуху. Выдернув ее, она выругалась.

– Послушай, давай не будем притворяться, что кто-то из нас хотел моего рождения, ладно? Я прощаю тебя, ты меня, мы обе стали жертвами, бла, бла, бла. Нам нужно сказать это друг другу и двигаться дальше, каждый своей дорогой.

– Ты уверена, что хочешь именно этого.

Женщина замерла, затем прищурилась.

– Я знаю, что ты сделала. В ночь, когда я родилась.

– Откуда… – сказала Ноу-Уан, отпрянув.

– Симпат, помнишь, – ответила Хексания, показав на свою грудь, и, крадучись, подошла. – Это значит, что я забираюсь людям в головы… поэтому прямо сейчас я чувствую твой страх. И сожаление. А также боль. Стоя передо мной, мысленно ты вернулась в те времена, когда все это произошло… и да, я знаю, что ты предпочла воткнуть кинжал себе в живот, нежели встретить будущее со мной. Поэтому, как я и сказала, как насчет того, чтобы нам избегать друг друга и избавиться от трудностей?

Ноу-Уан подняла голову.

– Воистину, ты полукровка.

– Что, прости? – сказала Хекс, вздернув темные брови.

– Ты ощущаешь лишь часть того, что я чувствую к тебе. Или же по своим собственным мотивам не желаешь признавать, что я могу захотеть заботиться о тебе.

Несмотря на то, что женщина была во всеоружии, внезапно она показалась уязвимой.

– Не ставь на нас крест из-за своей грубой самозащиты, – прошептала Ноу-Уан. – Нам незачем принуждать друг друга к близости, если мы не чувствуем ее. Но не будем мешать ее расцвету, если есть шанс. Возможно… возможно, сегодня ночью ты просто скажешь мне, могу ли я хоть как-то помочь тебе. Начнем с этого… и посмотрим, что будет дальше.

Хексания пришла в себя и обошла комнату, ее подтянутое мускулистое тело было скорее мужским, как и одежда, даже ее энергия. Она остановилась перед шкафом и, спустя мгновение, взяла подол красного платья, которое Тормент дал ей в ночь церемонии.

– Ты привела в порядок атлас? – спросила Ноу-Уан. – Я не говорю, что ты запачкала его. Но чтобы хорошая ткань сохранилась, за ней нужно следить.

– Я понятия не имею, с чего начать.

– Тогда позволишь мне?

– С ним ничего не случится.

– Прошу. Позволь мне.

Хексания обернулась.

– Ради Бога, да почему ты вообще хочешь этого? – прошептала она.

Правда была так же проста, как и пять слов, так же сложна, как весь язык:

– Потому что ты моя дочь.