Возвращенье на родину

– сами же выбрали мы, «игрунов» среди нас, заставляя пугать нас звериным обличьем в игре, нами созданной! Все-таки – страшно: –

– «А что?» –

– «Как-то нас, „существо“ будет спрашивать?»

Вот – пропищало, вскричало: заклёкало клёкотом!

Думалось:

– «Вот она, вот!»

– «Литературная русская речь, на которой нам ведено говорить с „Казимир-Кузмичем – Казимир-Кузмичем!“»

Но мы сами веление это внушили ему, а теперь вот считаемся сами с велением нашим: «литературная русская» речь просто есть: «Клё-клё-клё».

«Существо» же вскричало:

– «Клё»!

– «Клё»!

Не понимаем: молчим.

– «Что такое».

Вскричало:

– «Клё-клё!»

Кавардак – обнаружился: рушится П** заведение. Стали багровые ужасы рушиться в бальники: сами себя обрекли на багровые ужасы. Голос (мой собственный голос!) мне шепчет:

– «Крепись!»

– «Испытание!»

Это и есть гибель мира; смотрю: окна класса – багровы; вбегает толпа восьмиклассников; всем объясняя, что – да: мы сидим – на огне; на Садовой открылись вулканы; пожарные части

Москвы проскакали туда; –

– я –

– проснулся!..

В обратном порядке

Сон – помнился: двойственность моего отношения к «Казимир-Кузьмичу» отразил этот сон; я – грубил Кузмичу; это было в обманах действительности, заклейменной учителем математики, как действительность, у которой нам следует переменить все обычные плюсы; она – отрицательна; –

– в смутно же чуемом мире, который раскрылся в тюках под подвалами П** заведения, и хлынул огнем, – совершалось обратное: нашими играми «Казимир-Кузмичи», размножаясь, заполнили мир; смутно чуялось мне: Казимир-Кузмич Пепп вел подкоп под меня; понял я: будет день; и – взлетит моя комната; стены – развалятся; бреши и дыры проступят отчетливо; в дыры войдут Казимир-Кузмичи из подземного мира: в естественном, до-человеческом образе – прямо к нам в классы; произойдут кавардаки, в которых ввернется все то, что развернуто миром вокруг: в нас самих; и обратно: таимое – вывернется наизнанку; и распрострется, как мир вкруг меня; оттого-то, –

– чем более уступал мне гонитель латыни, тем яростней он нападал на меня в моих снах; я боялся того, что глядит сквозь него, потому что я знал: то – предстанет воочию; все опрокинется: –

– голова Казимир-Кузмича была странною смесью: в ней были черты откровенного ящера; было в ней что-то от птицы: не то от цыпленка, не то от орленка; соединение птицы и ящера в нем выявляло: дракона; они – Казимир-Кузмичи, – как драконы, роились над снами моими; сквозь сон проступала в драконьих замашках старинная правда: –

– он где-то еще до сих пор жил во мне птеродактилем; я же все силился вспомнить, где именно: –

– до рождения; в первом мгновенье сознания, когда я летел в пустоте: но полету предшествовал: –

– акт решения: переместиться сознанием из дорожденного мира; – в мир марева; и – перейти за черту; черта – Чорт; на пороге рождения в тело Чорт встретил; Чорт

– есть образ перехожденья границы: дракон; но границею было мне детское тело; я – помню, что «Я» опустилося в детское тело позднее, чем детское тело явилось на свет; опускаяся в тело, «Я» явственно ужасалося тем – телом; и – мучилось в теле, как в части Дракона; и стало быть: тело – Дракон; Казимир-Кузмич Пепп есть та клеточка тела, в которую облекалось сознание; а «казимир-кузмиченье» (иль – деление Казимир-Кузмичей на огромное множество) просто деление клеточек тканей; мой – рост (в росте дети кричат по ночам), вероятно, что тайны моих отношений с мучителем были лишь образами происшествий, от встречи двух «Я»; одно «я» было выводом атомов тела; пересечением устремлений всех атомов – в клеточки, клеточек – в «Я» коллектива (гимназии, где участники, гимназисты. Директором выбрали: «Казимир-Кузмича»); а другое «Я» было моим, «Я» сознаньем, спустившимся в мир, сотворенный мной некогда; стало быть: ужас, внушаемый этому «Я» Казимир-Кузмичом, был узнанием несовершенства моих помыслений, спрядавших в разгоне времен образ мира; и стало быть: враг или чорт – птеродактиль – был собственно и не образ мучителя, а решение опуститься в мир мысли моей; враг – решение: переместиться сознанием в тело, кишащее клетками. –

– В сне мне все это открылось; но сна я не мог осознать: не понимал, что таинственный Казимир Кузмич Пепп – «Я», искусственно отделенное мною же от «Я» – сознаний духовного мира, как шлак, или накипь; та – накипь сложилась мне в классы гимназии или понятия; под классической жизнью шуршали, как мысли, мои кавардаки, то действия физиологических отправлений моих, или – низшие мысли, отпавшие шлаками; в эти вот шлаки спускалось теперь мое «Я»: их исправить, разрушить; не знал еще марева органической жизни; не понимал я, что органы тела – врата, чрез которые выгнано «Я» из духовного Рая; изгнание – действие «Я», упразднившего сети неверных посылок свершаемой мысли; теперь я занялся работою; стал исправлять происшествия собственных промахов мысли; и этой работою мне нарисован мой образ телесный, –