Наблюдая общение Марфы и тети Параси, Настя остро им завидовала и сокрушалась – у нее никогда не было сестры. И еще она твердо решила, что у Илюши обязательно должна быть сестра или брат. Она писала об этом Митяю: «Ты обязан выжить! В отсутствии брата или сестры наш сын вырастет избалованным эгоистом, таким как я». Получалось, что они, в Сибири, живут сыто-вольготно, имеют возможность баловать детей, а вовсе не вкалывают от рассвета до заката. Митяй, в свою очередь, описывал фронтовые будни приключениями в духе Фенимора Купера.
– Уйду с этой работы! Нет моей мочи, нервы – в огрызки! – блажила почтальон Верка. – На лесосплав устроюсь!
– Вера Афанасьевна, успокойтесь! – говорила Настя. – Ваша роль в буднях Погорелова наиглавнейшая. Ее замена повлечет у обитателей ситуативный конфуз.
Верка ничего не поняла, но громко икнула от удовольствия – ленинградская барышня помнила, как ее по отчеству. Не зря про Настю бабы судачили: цыплячьего тела, а норова крепкого, говорит смешно, однако ж с достоинством.
Боль загрудинная отпустила, и Парася, еще задыхаясь, плача и радуясь, зашептала:
– Марфинька, сестричка! Васятка мой нашелся!
Каждый день письмо читали и перечитывали, снова и снова, будто на тетрадном листке в клеточку могли появиться новые слова, будто не знали текст наизусть.
Марфа и тетя Парася сидели, положив, как ученицы, локти на стол. Напротив, под окном в закатных сибирских зорях, повернув листок к стеклу, притулилась читающая Настя. На пятом или десятом прочтении осмелели – стали вставлять комментарии.
– «Здравствуйте, мама», – читала Настя.
– На «вы» обращается, – говорила Марфа. – Настоящий, воспитанный сибиряк.
– Дык и потом почтительно, – подхватывала польщенная тетя Парася. – Настя, как там следует?
– «Пишет Вам сын Василий».
– Кровиночка! – всхлипывала тетя Парася.
– Вот он от роду, ты тут Парася не спорь, – хлопала по столу ладонью Марфа, – уступчивый и глазом сочувствующий, в деда Еремея Николаевича.
– Дык я разе спорю? – дергала плечами тетя Парася. – Но уж не только в одного деда.
Настя поднимала глаза: споры между Марфой и тетей Парасей носили забавный характер борьбы хорошего с лучшим.
– У меня тоже батюшка был, – поджимала губы тетя Парася. – Порфирий Евграфович! Первый ударник на кулачных боях. У него зубов не было! Выбили!
– Сама видела? – допытывалась Марфа.
– Мама рассказывала, – признавалась тетя Парася. – Дык что мы про давнее? Настенька, как там дальше?
– «Я безумно виноват перед Вами, потому что не давал о себе знать все эти годы…»
– «Безумно» меня тревожит, – сокрушалась тетя Парася.
– В данном контексте, – поясняла Настя, – «безумно» означает «очень сильно». Очень сильно виноват.
– А про контекст ты раньше не читала, – насторожилась Марфа.
– Ой! – прихлопнула рот ладошкой тетя Парася.
– Вот письмо, – положила листок на стол Настя, – сами читайте. Грамотные. А я пойду свинье дам.
– Степка даст, – жестом вернула ее на место Марфа. – Ему велено. А забудет – шкуру спущу, здесь не Ленинград город, не Крестовский остров. Как там после «все эти годы»?
– С новой строчки: «Я был уверен, что Вас нет в живых…»
Тетя Парася перекрестилась. На памяти Насти, Марфа, знавшая прорву религиозных текстов, никогда не осеняла себя крестным знамением.
– Отточие.
– Переполнение чувств, – кивнула Марфа, вспомнив объяснение Насти, что многоточие ставят, не находя слов от волнения.
– «Но тем радостнее мне было узнать от Митяя, с которым встретился в тыловом госпитале, – продолжала Настя, – что Вы живы и здоровы. О нашем здоровье не беспокойтесь – у меня небольшое ранение, а у Митяя легкая контузия, его отправляют в санаторий на долечивание». Меня терзают сомнения, – опустила листок Настя. – Разве с легкими ранениями лежат в тыловых госпиталях? Направляют в санаторий? От Мити уже три недели нет писем.
– Не забивай голову тревогами! – решительно сказала ей и Марфе, которая сцепила пальцы так, что побелели, Парася. – Митяй Васятке донес правду ситуации? Донес! Значит в сознании и разговаривающий. Парням, может, еще отпуск дадут.
– Это было бы фантастически великолепно, – размечталась Настя.
– На каждое хотенье имей терпенье. Читай, Настенька, дальше, – попросила тетя Парася.
– «Вероятно, Вам будет интересно узнать, как складывалась моя жизнь все эти годы разлуки»
– Очень интересно! – подтвердила тетя Парася. Она разговаривала с письмом, словно с присутствующим сыном.
– Знамо, – кивнула Марфа.
– «Вместе с Фроловыми я находился в Казахстане. Много учился, занимался со ссыльными преподавателями. В пятнадцать лет окончил школу экстерном…
– Скоропостижно, – прокомментировала Марфа.
– Досрочно, – поправила Настя, – «…и поступил на физический факультет МГУ».
При первом прочтении аббревиатура МГУ вызвала у тети Параси и Марфы недоумение: кака-така мгу? Теперь же они не отказывали себе в удовольствии гордо уточнить:
– Наиглавнейше лучший расейский университет. Настя, скажи!
– Самый престижный вуз, – подтверждала Настя. – Василий безусловно очень способный и талантливый человек. Но, тетя Парася, как вы могли отдать Фроловым сына?