Возвращение Амура

– Смочим, Корней Захарович, и закусить дадим. Но – за ужином. Теперь же у нас – дела. – Генерал помолчал и вдруг спросил в лоб: – А ты пойдешь со мной провожатым на Амур?

– Надо же, чё: Амур ему потребовалси!

– Не мне – России.

– Неужто матушке Расее сызнова Амур нужон?.. – Корней неожиданно встал и перекрестился. По морщинистым щекам потекли слезы. – Слава те господи, думал – не доживу…

3

Обходя станицу в сопровождении атамана, Муравьев с адъютантами остановились посмотреть, как рубят избу-пятистенку. На широкой станичной улице, столь густо заросшей травой-муравой, что проезжая часть еле была видна, два плотника ставили сруб. Оба русоголовые, рыжебородые, только у одного, который много моложе, бородка короткая и пушистая, а у другого, что заметно старше, густая и окладистая – видать, отец и сын, подумал Николай Николаевич. Плотники дружно стучали топорами, выбирая в белых, ошкуренных бревнах пазы: сруб ладили «в лапу».

– А что ж избу делают чуть ли не посреди улицы? – удивленно поинтересовался Вася Муравьев, в деревне почти не живший и о сельской жизни представления не имевший.

Николай Николаевич покосился с усмешкой на него и кивнул стоявшему рядом Вагранову:

– Иван Васильевич, поясни городскому несмышленышу, как избы рубят и как ставят.

– Да все просто, Вася, – сказал Вагранов. – Сруб складывают там, где попросторней: где легко бревна подвезти, щепу убрать. А потом его разбирают и переносят куда надо, и там уже заново собирают и пазы конопатят – мхом сухим или паклей, чтобы стены не продувало. Однако… Николай Николаевич, а старший мастер вам не кажется знакомым?

– Кажется, я его где-то видел… – раздумчиво произнес Муравьев и обратился к атаману, одиноко стоявшему в стороне и сзади: – Артамон Ефимович, плотники чьи? Ваши, местные?

– Никак нет, ваше превосходительство, – подскочил поближе атаман, – из Расеи, ажно с Тульской губернии.

– Из Ту-ульско-ой? – удивился Муравьев. – Беглые крепостные?

– Никак нет, вольные мастеровые. Бумаги у них в порядке, я проверял. Степан Шлык и Григорий Шлык. Отец и сын.

– Я и говорю: лицо знакомое! – обрадовался Вагранов. – Это же столяр-краснодеревщик, мебель вам делал, которую я в Иркутск доставил.

– А-а, тот, которого я приказал выпороть за пьянку, – вспомнил Муравьев. – Позовите-ка их.

Шлыки, конечно, заметили, что обратили на себя внимание, но до наблюдавших было шагов тридцать, о чем там разговаривают высокие чины в мундирах, им было не слыхать, поэтому Степан сказал сыну вполголоса:

– Гринька, тамока сам генерал-губернатор, работаем и работаем, как и допрежь. Нам до их дела нет. Спонадобимся – кликнут.

Так и вышло – понадобились. Подошел поручик – Степан помнил его по Туле: тот всегда был рядом с генералом, – пригласил к начальству. Степан, а вослед и Гринька воткнули топоры в бревна, разом поправили распахнутые вороты полотняных рубах, подошли и поклонились в пояс.

– Желаем здравствовать вам, господа хорошие!

– И вам того же, люди мастеровые, земляки тульские, – ответствовал Муравьев, вприщур разглядывая работников. Оба ладные, жилистые, большерукие, сын даже пошире в плечах будет, добрый был бы солдат…

– Не от армии ли сбежал? – вдруг спросил он, остановив взгляд на младшем.

– Нет, господин генерал, – степенно ответил Гринька, – мой тятя односельчанин Ивана Сусанина, а все село на веки вечные освобождено от податей и повинностей.

Муравьев кивнул, но продолжил:

– А с чего это вас в такую даль от Тулы занесло?

Тут уже за объяснения взялся Степан, Гринька даже чуток отодвинулся назад, отцу за спину.

– Вышли мы, значитца, по моему антиресу, а теперича он у кажного свой.

– Вот оно как! – удивился генерал-губернатор. – И что же это у вас за интересы такие – в каторжные края забираться? Уж не в Китай ли нацелились?

– До Китая нам делов нет – расейские бы успеть переделать. А мой антирес был – своими глазами глянуть, как ты тута, господин генерал, развернешься. В Туле у тебя так ладно пошло…

– Глас народа, Николай Николаевич, – весело сказал Вагранов.

– Да уж… – немного озадаченно откликнулся Муравьев. – А скажи, Степан, ты на меня за те плети зла не держишь?

– Так за дело ж, значитца, сам виноват. Я с той поры в рот не беру и сыну вот заказал.

– Приятно слышать… А у сына какой интерес появился, если не секрет?

– Секрет, – угрюмо сказал Гринька из-за спины отца и ткнул его в бок.

– Зазря таишься, Гриня, – укорил сына Степан. – Господин генерал – самый тута главный, может, в деле твоем поспособствует.

Гринька исподлобья глянул на Муравьева, и в глазах его затеплился огонек надежды.

– Ладно, тять, скажи сам.

– Зазноба у него где-то тута обретается. За убивство купца ее засудили…

– А она невиноватая! – воскликнул Гринька так истово, что Степан оглянулся на полуслове, а Муравьев будто выстрелил в парня острым взглядом:

– Ты уверен?

Гринька кивнул, а Степан подтвердил:

– Напраслину на девку возвели.

– Мы даже знаем, кто убивец, – сказал Гринька.

– Не знаем, – строго сказал Степан, – а догадывамся.

– Да чего там «догадывамся»! – с надрывом сказал Гринька. – «Француз» это, больше некому.