Возвращение Амура

– Для поста генерал-губернатора ты, Муравьев, слишком молод и потому тебе придется нелегко. – Император говорил, не поворачивая к собеседнику головы, внимательно глядя прямо перед собой, словно видел там будущее, недоступное простому смертному. Наверное, так оно и было: недаром же цари – помазанники Божьи. – При дворе только и разговоров, что о твоем назначении. Завистников много. Тут у нас тоже две партии, как в Англии виги и тори. Только там они управляют по очереди, а у меня – обеим невтерпеж. Как вот этим лебедям. Вот, смотри. – Император остановился у пруда, по серой воде которого тихо скользили грациозные белые и черные птицы. Они не боялись зимы – для них на берегу был построен теплый домик. Увидев людей, они поплыли к берегу. Николай Павлович, не оглядываясь, протянул назад руку, и выскочивший из кустов слуга вложил в нее решето с крупно накрошенной белой булкой. Царь стал бросать куски птицам. Те мгновенно потеряли свою грациозность – начали отпихивать друг друга, бить крыльями и кричать неприятными голосами. – Видишь, что получается. – Николай Павлович отдал решето слуге, жестом пригласил Муравьева следовать дальше и продолжил: – Ты уже и сам, верно, понял, кто хочет, чтобы мы всему учились у Европы, а кто держится строго российской политики?

– Да, ваше императорское величество, – с почтением в голосе ответил молодой генерал. – И, если дозволено будет сказать, я склонен к тому, чтобы никому ноги не отдавливать, но и не уступать без надобности, из боязни каких-то опасностей.

– Мне такая позиция тоже больше по душе. Русский царь должен служить русской славе. Как и его подданные. Однако мне говорят, что и у первой позиции есть свой резон: либеральности, мол, всем нам учиться надобно, чтобы таким образом приуменьшать опасности бунтов и мятежей.

– Осмелюсь возразить, государь. Семнадцать лет назад в либеральной Франции опять была революция, и ныне газеты пишут: грядут новые волнения. И не только во Франции.

– У России хватит сил, чтобы их пресечь. Господа революционеры хотят иметь все и сразу и не понимают, что во всем нужна постепенность. – Николай Павлович остановился, испытующе заглянул в глаза Муравьева: – А в том декабре тебе сколько было лет?

– Шестнадцать, государь.

– Братья на Сенатскую звали?

– Звали. Но не братья – троюродные дядья.

– Что ж не пошел?

– Батюшка мой, царствие ему небесное, очень любил державинского «Вельможу» и с юных лет учил меня следовать его наставлению. Я запомнил эти стихи на всю жизнь!

– Ну-ка, прочти. Не все, самое главное.

Муравьев набрал полную грудь воздуха и начал:

Вельможу должны составлятьУм здравый, сердце просвещенно;Собой пример он должен дать,Что звание его священно,Что он орудье власти есть,Подпора царственного зданья;

Вся мысль его, слова, деяньяДолжны быть – польза, слава, честь…

С каждой строчкой Муравьев почему-то волновался все сильнее и сильнее. В глубине души, позади этих безыскусных и пронзительных по смыслу слов, вдруг отчетливо проступило осознание: а ведь ты теперь и сам – вельможа! Пусть звание твое пока не священно, это впереди, но ты уже одна из подпор царственного зданья и много чего должен, должен, должен… Знобящий холодок восторга охватил его и вознес над заснеженным парком, над серой водой пруда, над этими жадными и драчливыми лебедями.

Царь слушал внимательно, его холодные серые глаза постепенно теплели. Неожиданно он жестом остановил генерала и прочел далее своим глуховатым, негромким, но четким по дикции, голосом:

Блажен народ! – где царь главой,Вельможи – здравы члены тела.

Прилежно долг все правят свой,Чужого не касаясь дела…

Улыбнулся, увидев изумление в глазах Муравьева:

– Тоже с юности помню. Оказывается, мы с тобой одного поля ягоды. Державинского. Великий патриот был Гаврила Романович!.. – И, помолчав, словно помянув придворного поэта, которого весьма ценила его бабка Екатерина Великая, продолжил: – Так вот, китайцам ноги не отдавливай, однако интерес России блюди неуклонно. Я тебе прошлый раз говорил, что с Амуром – вопрос особый. А теперь прочитал твою записку. Может быть, ты и Невельской правы, что Амур есть прямой выход к Великому океану, что через него Россия обретет свое второе крыло, дабы лететь уверенно, однако вопрос этот – не Гордиев узел, рубить сплеча непозволительно. Помни о том всегда… Знаю, верю: долг свой будешь прилежно исправлять, да только край твой обширен – весь не обозришь…

– Я все сам увижу, ваше императорское величество…

– Не хвались впусте. До Якутска и Камчатки еще ни один генерал-губернатор не добирался.

– Постараюсь и там побывать. Гаврила Романович поможет.