Возвращение Ангела

Поймав на себе взгляд сына, он прогоняет его из-за стола. Это

– наказание, и Женя знает, что прежде чем выйти, ему надо достать

из шкафа бумажный пакетик. Закрывая за собой дверь, он слышит, как сдавленно всхлипывает мать.

В углу коридора Женя высыпает на пол горошинки из пакета и

опускается на колени… Стоит так с закрытыми глазами, потеряв

счёт времени. Слышит, как закрывается дверь родительской спальни.

Женя опять остаётся один.

Вдруг до его слуха доносится тихий смех матери и неразборчи-вый, быстрый шёпот отца. Потом щёлкает выключатель…

…Скрипит под ними кровать…

Чтобы не слышать ничего больше, мальчик подходит к груше, бьёт по ней один раз, как бы между прочим, потом просовывает

руки в тяжёлые перчатки, становится в стойку, как учил отец, и начинает боксировать.

Бьёт всё сильнее и сильнее. Всё ожесточённее… До пота, до изнеможения… Пока хватает дыхания…

Кухня в квартире отца.

…Женя спал на кухне, на раскладушке, втиснутой между плитой

и холодильником.

…Когда рано утром мать, ещё в ночной рубашке, зашла туда по

своим делам, постель Жени была пуста.

Она растерянно остановилась, оглянулась по сторонам. Потом

заглянула в туалет, в ванную и, уже суетясь, бросилась в столовую, открыла дверцу гардероба, заглянула за чем-то под стол…

Улицы провинциального города.

…Он бежал по пустынным в этот час улицам городка.

…По переулкам… и опять по улицам… Пересёк площадь и, судорожно глотая воздух широко открытым ртом, побежал трусцой

по узенькой, горбатой улочке, которая упиралась в одноэтажный

12

особнячок с мансардой.

Двор перед домом деда.

Во дворе дома стояла «Волга», и к ней, на ходу раскуривая трубку, шёл неторопливой, вальяжной походкой пожилой человек. Увидев бегущего к нему Женю, остановился удивлённо, потом, широко

разведя руки, подхватил его, прижал к себе и спросил с тревогой:

– Ты что, один? Что случилось?

Мальчик молчал, стараясь отдышаться. В глазах показались

слёзы.

– Обидел кто?

Женя прикусил губу, опустил голову.

– Ладно, потом разберёмся, – сказал он, опуская мальчика

на землю. – Беги к бабке… Ангора! К тебе гость! – и сел в машину.

А бабка уже стояла на крыльце, с тревогой всматриваясь в лицо

идущего к ней внука…

Комната в доме деда.

Потом она говорила по телефону с дочерью.

– Вы что там, совсем совесть потеряли? Ребёнок от них убегает

сре- ди ночи… Родители называется… Куда смотрите? Нет уж, пусть

остаётся пока… Заберёшь после работы… Как не говорить? Отец сам

его видел… ещё утром, во дворе… Вот и объясняйся… если сможешь…

Кухня в доме деда.

…Ангора жарила блинчики, ловко, как повар, подбрасывая

их на сковородке, складывала аккуратной стопочкой на тарелке, приговаривала:

– …Это что ещё за дела, от родителей бегать? А, Женюшка?

Ты что, беспризорник какой? В милицию захотелось? А если б

под машину угодил?

– Не угодил бы, – Женя жадно смотрел на растущую стопку

блинов. – И в милицию бы не попал, не догнали бы, Ангора, я

бы- стро бегаю…

– О-о-х, бегун… – вздыхает бабка. – Мал ты еще, Женюшка…

мал характер свой показывать…

– Ничего я не мал. Смотри, я уж почти с тебя ростом, – Женя

встает и меряется с бабкой ростом, при этом незаметно поднимается на мысочки. – Вот… видишь? – ладонью отмеряет верх своей

13

головы и упирается бабке под грудь. Бабка улыбается.

…Женя брал блинчик, ещё горячий, обжигая руки, дул на него, подносил близко к лицу, вдыхая аромат, и только потом запихивал в

рот почти целиком, жевал, еле ворочая языком…

– …Потерпеть не можешь, оголодал? Не кормят тебя? С вареньем хочешь или с творогом?

А Женя уже брал из стопки другой блинчик. Позже, наевшись, выедал серединку и смотрел через неё на верхушки деревьев, на небо, на птиц… Потом – на бабушку.

Бабушка гладила его по рыжим нечёсаным волосам, вздыхала…

…Позже она усадила его перед собой на низенький табурет, надела

на протянутые вверх руки кольцо шерстяной нити, сама же, устроив-шись на кушетке, покрытой персидским ковром, принялась накручи-вать клубки – один за другим – и складывала их рядом с собой.

Вначале Жене было интересно.

Ангора напевала себе под нос какую-то непонятную песню, ловко двигались её морщинистые руки, скользила нить по его рукам, росли аккуратненькие клубки около неё на кушетке.

– …Свяжу тебе свитерок, – прерывала она песню. – Хочешь?

Мальчик кивал головой.

– …И варежки… с шарфиком… хочешь?

Он опять же кивал.

Но вскоре это ему надоело, да и Ангора устала. Её клонило в сон, и она всё чаще и чаще сникала головой, забывая слова своей песни…

Когда она и вовсе уснула, захрапев, Женя встал осторожно, надел нитки на спинку стула и, оглядываясь то и дело, на цыпочках

пошёл в другую комнату – в дедовский кабинет, куда, как он знал, заходить строго-настрого запрещалось.

Кабинет деда.

…В кабинете сумрачно. Задвинуты тяжёлые шторы. Письменный

стол в углу завален книгами и журналами. Стена напротив окон уве-шана коллекционным оружием – шпаги, сабли, кортики, несколько

пистолетов позапрошлого века, несколько ружей, тоже старинных…