Затем Могаба нанес свирепый контрудар, заявив Длиннотени, что это всего лишь попытка отбросить врага подальше. Он уперся в деревянные стены между нашими осадными башнями и штурмовал их до тех пор, пока Длиннотень не сообразил, что происходит, и не приказал отступить.
И тотчас Костоправ, словно знал обо всем и без моих донесений, повел наступление на фланг Могабы. А через несколько минут слева ударила Госпожа.
Бой среди утесов продолжался со все большим ожесточением. В этой сумятице я потерял свойственников. Нарайян Сингх и Дщерь Ночи бежали из лагеря душил и укрылись под вышкой Могабы.
С нашей стороны не было никаких сюрпризов. Наши дивизии наносили удары поочередно, армия Могабы отбивала атаки, но таяла под градом снарядов. Наши рабочие медленно, дюйм за дюймом, продвигали башни вперед. А Длиннотень упорствовал в своей дурости. В сложившихся обстоятельствах его упрямство выглядело не только иррациональным, но и самоубийственным. На бедного Могабу, связанного по рукам и ногам, опрокидывались ушаты обвинений, потому что Хозяин Теней теперь и сам понимал, что сражение проиграно.
Я видел, что высоты охвачены огнем, – эта позиция уже за нами.
29
– До меня наконец дошло, почему Длиннотень не дает Могабе воли, хоть и сам понимает, что это вредит делу. Он боится, что Могаба поступит так же, как Нож.
– Он дурак, этот Хозяин Теней, да еще и слепой дурак, – подтвердил Нож. – Ни черта не разбирается в людях.
– Что ты имеешь в виду?
– Могаба должен разгромить Костоправа. У него нет другого выхода. Как ему жить, если рухнет его образ, который он так старательно создавал?
Костоправ на это отозвался неприличным звуком.
– У Могабы тоже есть проблемы с восприятием реальности, – продолжал Нож. – Эта борьба стала смыслом его жизни. Для него нет будущего без победы.
– В сущности, как и для меня, – проворчал Костоправ и обратился ко мне: – В одном Длиннотень прав: против него ополчился весь мир. Рано или поздно кто-нибудь доберется до его задницы. Как у противника с боевым духом?
Я поморщился. Неужто я должен вот так, перед всей оравой, выложить правду про Копченого?
– Ниже змеиного брюха, – сказал Одноглазый.
Я недобро посмотрел на него:
– Они побегут?
– Если побежит Могаба. Любви к нему солдаты не испытывают, но все до единого верят в него.
Я перевел взгляд на Госпожу и увидел, что ее глаза закрыты. Возможно, она просто-напросто решила урвать минутку сна. Мало кто знает, что в последнее время Госпожа трудилась не жалея сил. И ведь ей еще нужно постоянно быть начеку.
Я подумал о том, что могут натворить Длиннотень и Ревун, узнай они, насколько измотана Госпожа, – и содрогнулся. Капитан кивнул, как бы в подтверждение собственных мыслей, а затем распорядился:
– Значит так, выступаем ночью, в три часа. А сейчас всем спать.
Сказано было решительно, но всякий раз, когда Костоправ смотрел на Госпожу, от его генеральского облика не оставалось и следа. У всякого видевшего Старика в такие мгновения не могло быть сомнений в его истинных чувствах.
Я задумался, припоминая ночные кошмары, описанные Госпожой в ее Книге. Все эти жуткие, пронизанные жаждой смерти и разрушения видения, подобные тем, что по-прежнему мучают меня.
Я был уверен, что Госпожу опять одолевают эти кошмары. Она почти постоянно борется со сном – конечно же, потому, что боится видений. Я представил себе Кину, какой ее описывала Госпожа: высоченной, обнаженной, с лоснящейся черной кожей, четверорукой и восьмигрудой, с клыками вампира, увешанной ожерельями из детских черепов и отрезанных фаллосов. Да, девчушка совсем не похожа на свою милую мамочку.
Интересно, смотрела ли Госпожа сон в тот миг, когда я углядел великаншу, которую счел Киной?
Я вздрогнул, как будто уловив запах «духо́в» Кины, то бишь смрад разлагающихся трупов.
Скоро этого смрада будет в избытке. Если сейчас можно дышать, то лишь благодаря холоду.
Я взвизгнул и понял, что Тай Дэй трясет меня, пытаясь привести в чувство. Вид у него был озабоченный. С недоумением смотрел на меня и Костоправ, и остальные. Я провалился в кошмар, даже не заметив этого.
– В чем дело? – спросил Капитан.
– Дурной сон.
Уже уходившая в сопровождении Лебедя и Ножа Госпожа остановилась и оглянулась. Ее ноздри раздувались, словно и ей померещился гнусный запах. Брошенный на меня взгляд был суров.
– Виноват?
Пока мы с Госпожой играли в гляделки, я пропустил мимо ушей обращенный ко мне вопрос.
– Мурген, куда запропастились твои родственнички?
– Понятия не имею. Знаю только, что утром они вконец осатанели – проникли в лагерь обманников и навели там шороху. – Говорил я тихо, потому что не был уверен в существовании языка, неизвестного Госпоже или ее приближенным. – Было на что посмотреть. Дядюшка Дой зарубил с полсотни обманников, а матушка Гота прикрывала ему спину. Эту старушенцию лучше не выводить из себя. Тай Дэй, где Дой и твоя мать? – спросил я, перейдя на нюень бао.
Тот пожал плечами. Что означало одно из двух: он не знает либо знает, но не скажет.
– Тай Дэю тоже неизвестно, – сказал я Костоправу.