Возвращение долга. Страницы воспоминаний

Звонит Довлатов: «Илья, хотите заработать? Сичкин пишет роман о своей жизни. Обещает пять тысяч долларов за литературную обработку, согласны?» – «Нет, – отвечаю я. – Во-первых, такие деньги он не отдаст. Во-вторых, достаточно во-первых». – «Может быть, вы и правы, – соглашается Довлатов. – Но хоть что-нибудь он все-таки заплатит». – «Через суд, – отвечаю я. – А мне скоро уезжать, не успею». – «Вы редкий человек, – смеется Довлатов. – Отказываетесь от денег». – «От судебных издержек», – и мы оба хохочем во все горло…

Ночью меня будит звонок. Голос Раи Вайль. «Илья, у вас есть дома вино? Поднимитесь ко мне. У нас вино кончилось, а Сергей с Аркадием только начали спорить».

Я взял бутылку и поднялся на этаж. Дом, в котором я жил в Нью-Джерси у своей бывшей жены, был знаменит тем, что там в свое время получили квартиры многие эмигранты… Трехкомнатная квартира Раи плавала в сизом мареве неоконченного загула. Овальный стол напоминал место действия моего рассказа «Джанк ярд»: тарелки с овощными салатами, колбасой, тунцом, сыром, ломти хлеба, овечьи горошины маслин, пустые бутылки, стаканы. Вокруг стола, подобно хозяину свалки, герою рассказа «Джанк ярд» ирландцу О’Тулу, топтался завернутый в строгий черный костюм при ярком клоунском галстуке Аркадий Львов. Босой, в сером банном халате на голое тело, Сергей Довлатов напоминал хмельного генерала Чарноту из фильма «Бег» в исполнении Ульянова.

– Вы никогда не напишете ни одной стоящей вещи, Львов, – вещал Довлатов. – Потому что вы уверены, что пишете стоящие вещи.

Львов с ироничной снисходительностью выгибал темно-пшеничные брови и пожимал плечами – что можно ждать от пьяного Довлатова!

– О чем речь? – Я беспечно водрузил на стол бутылку красного синагогального вина из пасхальной посылки.

Ситуация меня озадачила – все знали, что Львов, затянутый в строгий черный костюм, был несколько ближе к Рае, чем босой и расхристанный Довлатов…

– Я объясняю Львову, что его романы – это превращенные в листаж песенки соседа по этому дому Вилли Токарева…

Львов нервно повернулся и ушел на кухню, к Рае.

– Зачем вы так? – укорил я Довлатова. – Обидели человека.

– Почему он за весь вечер не расстегнул ни одной пуговицы на своем похоронном костюме? – встречно вскинулся Довлатов. – Ладно, пойду извиняться. У него и вправду есть приличные и весьма читабельные вещи. Пойду извиняться.

Довлатов прошлепал босыми ступнями по рисованному под паркет линолеуму. А я отправился досыпать…

Вечером вновь раздался телефонный звонок. На этот раз звонила мама Довлатова.

– Илья, – проговорила она, – как вы могли поступить подобным образом, напоить Сергея, когда у него больная печень?..

Я ошарашенно пролепетал о том, что всего лишь выполнил просьбу Раи – принес вино, что я и не знал, что у Сергея проблемы с печенью, да и вообще, влетел в эту историю как кур в ощип.

– Очень плохо, очень плохо. Мы уже два раза вызывали скорую помощь.

Расстроенный, я позвонил Рае. Оказывается, Сергей вчера ввалился к ней уже пьяный – у него произошел малоприятный разговор с руководством радиостанции: Довлатов работал на радио не в штате, что автоматически предусматривало бы определенные льготы и страховки, особенно медицинские, а по договорам на конкретную работу. Трудился он много, практически каждый день выходил в эфир, рассчитывая на постоянный статус, и вновь пролетел – ему объявили, что в новом штатном расписании нет свободных единиц. Тут подоспели еще и какие-то личные неурядицы: Довлатов был по-прежнему во власти своих сердечных похождений и тяжело переживал их неприятные сюрпризы… Словом, поводов напиться было предостаточно. И моя бутылка вина тут ни при чем: Довлатов все равно вино бы достал – итальянский ресторанчик «Каса Данте» работает до утра, надо лишь перейти улицу…

На этот раз Довлатов выдюжил, поправился. И дней через десять пришел к нам на обед. Чинно, с женой и дочерью. Сидел в торце стола, печальный, непривычно молчаливый, пил минеральную воду, похваливал тещину фаршированную рыбу, но ел с опаской, боясь за печень. Таким я его и запомнил, как последнюю фотографию.

Когда я приехал вновь в Америку, Сергея уже не было; трагическую роль в этом в немалой степени сыграло и отсутствие медицинской страховки. А книги его, небольшого формата, изданные нью-йоркским издательством «Эрмитаж», глядели на меня с полки с щемящей виноватостью – не все, мол, рассказал, не успел, а жаль… В литературе – как и в жизни – есть личности, уход которых невосполним. Их мало, и это естественно. Можно им подражать, но заменить нельзя.

* * *