Мне везло на руководителей-умниц. Явление не частое, но встречающееся, – широко мыслящий руководитель. Таким был Беглярбеков, теперь вот директор ДЛТ Анатолий Степанович Матин, в дальнейшем директор Гостиного Двора, таким окажется и Геннадий Матвеевич Фадеев, начальник Октябрьской железной дороги, в дальнейшем министр путей сообщения России.
Старинное здание бывшего Конногвардейского общества, в котором разместился универмаг ДЛТ, известно в Ленинграде. Меня определили на должность инспектора орготдела. Удобная должность, если задумал писать роман: легально вхож во все службы универмага, на склады, за торговые прилавки, во вспомогательные мастерские – хозяйство не малое; должен я был участвовать в открытии и закрытии универмага, следить за состоянием витрин и выкладкой товаров, отвечать на жалобы и просьбы трудящихся…
Работа в универмаге совпала с началом реконструкции торговых залов по финскому проекту. И мое появление многие восприняли как «подсадку» человека со спецзаданием – пресекать неслужебное общение сотрудников с иностранцами. Постепенно напряжение спало, и ко мне стали относиться как к своему коллеге, поверяя служебные интрижки, посвящая в планы.
Матин хранил мой секрет и держал меня в строгости. Работал я добросовестно – опыт подсказывал: чем лучше выполняешь работу, тем глубже познаешь материал. В таксопарке я «висел» на Доске почета и в универмаге старался держать марку. К моему мнению прислушивались, со мной советовались, и это нравилось, вызывало азарт.
В универмаг я поступал в полной уверенности, что все построено на махинациях и воровстве. Так оно и было. И спекуляция, и коррупция, и множество всяких ухищрений для личной пользы. Но! Я столкнулся и с другими людьми. Честные, высокопрофессиональные, они старались в нелегких условиях распределительной системы, порожденной «телефонным правом», сохранить совесть. Именно эти люди и убедили меня в том, что можно избежать искушения писать детектив, а копнуть настоящие подспудные причины, породившие такой феномен, как «советская торговля»: показать, как формировался социум людей, относящих себя к сфере обслуживания, их отношения внутри касты, их психологию, мировоззрение, понятие чести… Все это очень интересно. Сюжет охватывал не только людей универмага, но и тех, кого универмаг втягивал в орбиту своего влияния…
Помнится, я с трудом добился включения в оперативную группу Отдела борьбы с хищением социалистической собственности – ОБХСС. Нас пятеро – четверо оперативников и я. Предстояло ревизовать два объекта. Выявить факт обвеса и обсчета покупателей, факт утайки дефицитных товаров, продажи продуктов «второй» свежести и прочее. «Коллеги» явно недовольны включением меня в группу, цедят слова сквозь зубы, воротят скулу и морщат многодумные лбы. Я не обращаю внимания, я понимаю: ждали они, ждали своего «звездного часа» по графику, а тут меня пристегнули, да еще в такой рейд, как в Соловьевский и в магазин «Детское питание» на Невском проспекте. Соловьевский магазин, что на углу Владимирского и Невского, считался вторым по известности в Ленинграде.
Явились мы скромно, затесались в покупательскую круговерть. Меня интересовала «технология» подобной ревизии, и я старался присматриваться к своим «коллегам». Выкладка продуктов скудная: крупа, колбаса «Отдельная» за два двадцать, сыр-брынза, ржавые консервные банки. Скука! Обменявшись взглядами, инспекторы прошли в подсобку, предъявлять директору свои ордера. Я замешкался в коридоре. И тут меня окликнула какая-то бабка в клеенчатом фартуке: «Милиция, а милиция, все расскажу. Он, гад директор, меня тринадцатой зарплаты лишил, паразит. Все расскажу! Глянь ящик у дверей, что под Брежневым, там лососевые банки прячут. На антресолях – масло в пачках, заграничное. У бухгалтерши, в шкафу железном, икра черная в голубых банках. От народа, гады, прячут, своим продают». – «Не милиция я, бабка, – вырвалось у меня. – Ученик я, ученик. Милиция в кабинет директора пошла, их и карауль», – отмахнулся я от стукачки в фартуке. Я чувствовал себя неуютно, да и неприязнь бригады не очень взбадривала…
Покинув магазин, мы вышли на улицу. Кислые физиономии моих напарников красноречиво указывали мое место в сфере их интересов. Я не стал бодаться, выяснять отношения. «Адью! – помахал я ручкой. – В общем, у меня сложилось впечатление о работе ОБХСС, спасибо и увольте – в “Детское питание” без меня». Лица их просветлели, морщины разгладились. Мы сердечно распрощались… Затесавшись в уличную толпу, я боковым взглядом фиксировал четыре ладные фигуры. Убедившись, что я слинял, фигуры дружно развернулись и исчезли в дверях Соловьевского магазина. Теперь-то они погуляют, голубчики, покочегарят в директорском камине. Да и бабка в фартуке уголек подбросит в отместку за обиду…