Возвращение домой

— Последняя ночь была хорошей. Чудесной, если быть честной. И, отчасти, это меня беспокоит. И меня беспокоит то, что это меня беспокоит. Я знаю, я слегка выпила… но я никогда не думала, что могу чувствовать себя так… гетеросексуально.

— Бисексуальность, чтоб её, — ответила я и покачала головой. — Святая Селестия, я только что потеряла подругу и дразню тебя разговорами про секс. Что же, чёрт возьми, со мной не так?

— Я думаю, это твой механизм преодоления проблем. Среди прочих. Что-то, что тебе нравится. Гетеро, гомо, со странностями или нормально. Мне кажется, это как безопасное место, куда ты можешь вернуться, чтобы почувствовать радость жизни, — тихо ответила она.

— Случается всякое, и ты прибегаешь к сексу, чтобы чувствовать себя не так плохо. Могло быть и хуже. Если считать другие твои механизмы преодоления.

Я тупо уставилась на неё и она пояснила:

— Например, Дикий Пегас.

Я покраснела. С этим не поспоришь.

Пегаска обвила мою шею хвостом.

— Пойдём-ка. Там внизу есть каюты. Думаю, нам обеим нужно уделить некоторое время преодолению проблем.

— Да, мэм.

* * *

Это было гораздо более кроткое, нежели обычно, преодоление проблем, в котором было много больше объятий, слёз и разговоров о том, что случилось, а не пота и оргазмов. Когда мы, наконец, появились на палубе, я чувствовала себя лучше. Мы были высоко в облаках. Мэрипони и боль от потери Лакуны, остались далеко позади. Впереди ждал совершенно новый бардак, с которыми мне придётся разбираться. Глори и П-21 спустились вниз, чтобы проверить системы жизнеобеспечения, к которым меня подключат, а я осталась на носу с Капитаном Бу.

Флёр двигалась удивительно тихо, если не считать шорох пропеллера и крыльев. Мы плыли сквозь холодный туман облаков, в серой пелене, сквозь проплешины в которой иногда мелькало голубое небо. В некоторых местах, я почти была уверена, что могу увидеть солнце. Бу, свернувшись, лежала рядом со мной в надетой чуть набекрень своей безумной шляпе и дремала под звуки музыки.

Подождите? Музыка? Я открыла панель на ноге, взглянула на свой ПипБак, нахмурилась и постучала по нему, но он продолжил проигрывать один старый аудиофайл за другим. Вздохнув, я прислонилась к перилам фальшборта, глядя, как мы плывём через тонкие облака. Над палубой плыли звуки фортепиано и скрипки.

Я вспомнила, когда увидела её впервые, этот тёмный образ в сумерках за Хуффингтонским музеем и потом, в поместье Блюблада, словно призрак Принцессы Луны. Как мы встретились в Звёздном Доме и как я быстро поняла, насколько она отличается от всех пони, что я встречала прежде, и не только потому, что она аликорн. Как она вела себя, будто была всего лишь инструментом Богини. Пони, которой не было.

Я вспомнила, какое отчаяние я испытала, когда она вытащила меня из Девяносто Девятого и как я ненавидела её за то, что она лишила меня заслуженной смерти. И я помнила, как она укрывала нас с Глори от дождя. Как я вошла в её сознание, когда она потеряла себя под Хуффингтоном и как она перемещала в меня свои воспоминания. Лакуна была Псалм не больше, чем я была своими металлическими ногами. Псалм для неё была фундаментом, но сама кобыла была кем-то совершенно другим. Для меня она была ближе, чем моя собственная мать. Она знала мои недостатки и принимала меня с ними. Её доброта и смирение ещё более подчёркивались тем, с чем она была связана.

Она пришла, чтобы спасти меня, когда я нуждалась в помощи в моём одиноком путешествии после Хэппихорна. Она прошла со мной через ад Хайтауэра. Она дарила радость и вызывала восхищение. И она тоже росла. От, казалось бы, лишённого эмоций вычислителя до кобылы, способной любить. Она танцевала, чего я никогда не видела от Псалм. Что бы она могла сделать, если бы у неё было ещё несколько месяцев? Кем бы она могла стать, если бы Богиня осталась в живых и осознала бы свои ошибки?

Я глядела вперёд, на клубящиеся вокруг нас облака и, наклонившись, осторожно поглаживала гриву Бу. А потом я взглянула на пустой бок кобылки и, под нарастающую музыку, наконец осознала весь ужас того, что сделала Лакуна. Я затряслась и по моим щекам потекли слёзы.

У Лакуны не было души. Она была собранием воспоминаний. Если в этом теле и была душа, то это была душа Псалм, не Лакуны. Для Лакуны не будет никакого посмертия. У неё не было на это ни единого шанса. И, тем не менее, она пошла на это и вернула аликорнам все воспоминания, в надежде на то, что у её расы есть будущее.

Надежда… вот, что было добродетелью Лакуны. Надежда, что я выживу. Надежда, что у меня всё получится. Надежда, что… как-нибудь… всё станет лучше. Бу взглянула на меня и я, обняв её за шею, зарылась лицом в её гриву.

— Её больше нет. Её… её действительно больше нет! Она ведь танцевала со Стронгхуфом и… и…