Договорить он не успел — Янис выбросил вперёд и вверх правую руку, метил всё равно куда, лишь бы в санитара попасть. Лекарство всасывалось в кровь в считанные секунды. Пауэрс ничего и сообразить не успел, как мешком повалился вперёд, придавив весом своего тела Яниса к кровати.
— Вот чёрт!.. Чёрт подери! А дальше-то что делать?
Янис торопливо высвободился, принялся спешно стягивать с санитара униформу. Задумался только, когда увидел на левой руке спящего Пауэрса знакомые часы. Когда-то, когда Янис только поступил в клинику, часы эти сразу же забрал себе Прэкетт, но потом проспорил их Пауэрсу. Причины спора Янис не знал, ему было всё равно, но вот часы… Часы он оставить не мог. Никогда. Ни под каким предлогом.
Код дверного замка набрал на слух, не ошибся, в том же порядке закрыл дверь и, стараясь идти неспешно и не оглядываться по сторонам, пошёл по белому, уходящему вперёд коридору.
Лёгкие тапочки немного хлябали, да и куртка болталась на плечах, а в остальном Янис чувствовал восторженное ощущение почти полной победы. Сейчас его никому не остановить. К свободе он будет рваться и зубами, и когтями. Он слишком долго ждал этого момента, чтобы легко сдаться.
Зуммер видеофона пискнул, и экран засветился. Юрий Ильич с утра пораньше. Гриневский.
— Это он? — Глаза «информатора» метали молнии. Он бы сжёг этим взглядом, если бы не экран видеофона. Акахара лишь плечами пожал в ответ. Отвёл глаза. — Я предупреждал вас. Всякий раз, во время каждого своего прихода…
— Я тоже знал, что рано или поздно это получится. У него с самого начала наблюдалась активность мозга. Правда, мой компьютер определял её как «остаточную»…
— Остаточная? — Гриневский недобро хохотнул, откинувшись в кресле, впившись пальцами в подлокотники. — И вы считаете, что человек с остаточной активностью мозга — другими словами, идиот с надеждой на выздоровление до полудурка — способен совершить побег из вашей больницы? За что у вас там люди деньги получают? Почему он просто — запросто! — ушёл, когда ему захотелось? Почему? А где в это время были вы, доктор?
Гриневский готов был разорвать в клочья любого, он с трудом сдерживал рвущуюся на свободу ярость. А этот мальчишка-врач сидел перед ним и нагло улыбался в лицо довольной победной улыбкой. «Жаль, что ты не мой подчинённый. Ты бы пожалел о своей улыбке. — Подумал Гриневский, мстительно щуря глаза. — Но ты не мой подчинённый, доктор Акахара…»
— Как это случилось? — спокойный голос, почти равнодушный взгляд. Гриневский на то и был «информатором», чтобы вместе с прекрасно соображающими мозгами уметь сдерживать свои чувства. Он был хозяином своих эмоций.
— Он вколол санитару инъекцию снотворного, переоделся и ушёл. — Акахара и вправду был доволен. Он рассчитывал на хорошие результаты, но чтобы так скоро — такого он не мог предположить. Сейчас он не мог без улыбки смотреть на взбешённого «информатора». Конечно, от главврача ещё предстоит получить по шапке, но даже это не могло испортить хорошее настроение. Ведь выздоровел один! Хорошо бы только обследовать его, проверить всё, взять анализы…
Но как его поймать?
— Мы установили: он через наш коммутатор пытался связаться с Космопортом. Хотел заказать билет до Ниобы…
— И? — Гриневский подался вперёд, почти к самому экрану.
— …Хотел заказать билет, используя имя санитара Пауэрса и его данные… — продолжил Акахара так, будто его и не перебивал никто, — Сейчас не ходят пассажирские суда… Он где-то здесь, в нашем городе.
— И это всё, что вы смогли узнать?
— Со своими возможностями вы можете сделать побольше. Пожалуйста, я не против. Смотрите новости. Узнавайте подробности. За его поимку скорее всего назначат премию. — Акахара не мог сдержать иронии, хотя и понимал, что зря раздражает «информатора». С такими, как этот человек, лучше водить дружбу, чем враждовать — себе дороже.
— Шу́тите? — Гриневский прищурил один глаз, улыбнулся вполне добродушно, — Ещё увидимся. Держите меня в курсе, док! — отключился.
Отсюда, со второго этажа, смотреть на деревья было одним удовольствием. Утро, по-осеннему свежее и сырое в последние дни, не спешило с жарой. Вся зелень внизу казалась нежной и только что умытой. Блестела роса на лужайке как раз под самыми окнами, искрилась в листьях деревьев.
Здесь, в искусственно созданном парке, какие только деревья ни росли! Хвойные, лиственные, высокие и маленькие. Раскидистые и узкие, как ниобианские кипарисы. Их рост ускоряли искусственно, так, что теперь все деревья были, в принципе, одного возраста.
Эта сказка создавалась специально для сионийцев. Бо́льшая часть из них с рождения не видела зелени. Здесь же парк был как уменьшенная копия мира, о котором люди с Сионы только мечтали.
Давно уже прошёл завтрак, самое лучшее время для прогулки, но скамейки — все, какие только можно было заметить отсюда, — оставались пустыми. Ни одного человека! Ни больных, ни посетителей. Только впереди белели крыши двухэтажных коттеджей, где размещался медперсонал, но даже они, эти аккуратные домики, обычно радующие глаз, сейчас казались совсем нежилыми, как декорация.