Возвращение на родину

— М-да! Не обнадежила! «Убирайся прочь с глаз моих, дурак трухлявый», это, брат, крепко сказано. Но и то еще ничего, тут только терпенье нужно, подождать, пока у нахалки у этой седой волос пробьется, тогда небось добрей станет. Сколько тебе лет. Христиан?

— Об осень, как картошку копали, тридцать один стукнуло.

— Не так чтобы очень молод. Но время еще есть.

— Это я с того дня считаю, когда меня крестили — там у них записано в большой книге, что в ризнице лежит. Но мать мне говорила, что от родов до крестин еще сколько-то времени прошло.

— А-а!

— А сколько, хоть убей, не помнит. Знает только, что в ту ночь луны не было.

— Луны не было — э, брат, это плохо! Слушайте, соседи, ведь плохо это для него, а?

— Плохо, — подтвердил дедушка Кеитл, качая головой.

— Мать точно знает, что луны не было, нарочно справлялась у одной женщины, у которой календарь был. Всякий раз ее спрашивала, когда мальчика рожала, потому, слыхала, люди говорят: «Нет луны — нет жены», — так хотела знать, какая доля мальцу выпадет. А что, мистер Фейруэй, как вы считаете, это верно, насчет луны-то?

— Да. «Нет луны — нет жены», — это старая поговорка, мудрая. Кто родился в новолуние, тот, значит, к супружеству не сроден, так бобылем и помрет. Эх, Христиан, надо ж было тебе изо всего месяца в такой день нос наружу высунуть!

— А когда вы родились, луна, наверно, вовсю светила? — сказал Христиан, с завистливым восхищением глядя на Фейруэя.

— Да, уже не в первой была четверти, — небрежно уронил мистер Фейруэй.

— Я бы готов капли в рот не брать, на празднике урожая трезвым ходить, только бы не эта беда — что без луны родился, — продолжал Христиан тем же жалобным речитативом. — Люди надо мной смеются: «Какой, говорят, ты мужчина, роду своему без пользы», — а оно вон ведь откуда идет!

— Да, — вздохнул присмиревший дедушка Кентл. — А все-таки его мать, когда он мальчишкой был, иной раз по целым часам плакала, глаз не осушала, все боялась, вдруг он выправится с годами и в солдаты пойдет.

— Э, да не помирают же от этого, — сказал Фейруэй. — Валухи тоже живут, сколько им положено, не одни бараны.

— Так, может, и я еще поживу? А по ночам, Тимоти, по ночам-то мне не опасно?

— Ты всю жизнь будешь один в постели лежать. А привиденья, известно, не тем являются, кто с женой в обнимку спит. У нас, кстати сказать, будто бы недавно одно видели, очень странное!

— Ой, нет, нет, не надо, не говорите! А то я ночью вспомню, умру со страху! Да вы меня не послушаетесь, я знаю, расскажете, а мне потом спиться будет… А чем оно странное, Тимоти?.. Ой, нет, не говорите!

— Я сам не очень-то верю в привиденья. Но это, говорят, настоящее, без обману. Его мальчонка один видел.

— А какое же оно?.. Ой, нет, не надо…

— Красное. Призраки, они все больше белые, а этот словно в крови выкупался.

Христиан с шумом вдохнул воздух, отчего, впрочем, ничуть не расширилась его впалая грудь, а Хемфри спросил:

— Где его видели?

— Да тут же, на пустоши, только не где мы сейчас, а подальше. Да не стоит к ночи про это поминать. А что вы скажете, соседи, — продолжал Фейруэй более веселым тоном, — насчет того, чтобы нам всем пойти сейчас поздравить молодоженов? — Он с важностью оглядел слушателей, как будто эта идея принадлежала ому самому, а не дедушке Кентлу. — Уж раз люди поженились, надо радоваться, потому, ежели плакать, они все равно не разженятся. Песню им споем, как полагается. А потом, как ребята и женщины домой уйдут, можно и в трактир заглянуть — выпить за новобрачных и сплясать малость перед ихней дверью. Мне-то без надобности, я, сами знаете, непьющий, да хотелось бы молодую потешить, славная девушка, сколько раз мне из своих рук стаканчик подносила, еще когда с теткой жила в Блумс-Энде.

— А что ж! И заглянем! — вскричал дедушка Кентл, повернувшись с такой живостью, что медные его печатки взлетели в воздух. — У меня и то уж в горле пересохло, с утра капли во рту не было. А в «Молчаливой женщине» пивцо есть знатное, на прошлой педеле варили. Эх, погуляем, соседи, хоть бы и всю ночь напролет, завтра воскресенье, выспимся.

— Экой ты верченый, дедушка Кентл, — сказала толстуха, — старику вроде бы и не пристало!

— Ну и верченый, ну и что, а тебе завидно? Ты бы рада меня за печку загнать, чтобы сидел да охал! А я вот лучше им песню спою, «Веселых матросов» либо еще какую, — я, слава те господи, все могу, как есть молодец на все руки!

Король его через плечоОкинул грозным взглядом:«Не вышло бы тебе висетьС разбойниками рядом».

— Да, так вот и сделаем, — сказал Фейруэй. — Споем им свадебную, и пусть себе живут-поживают! А про Клайма Ибрайта одно скажу — поздно спохватился. Коли не хотел, чтоб она за Уайлдива выходила, так приезжал бы пораньше да сам на ней и женился.

— Да, может, он просто хочет у матери немножко пожить, чтобы не страшно ей было одной?

— А мне вот никогда страшно не бывает, даже самому чудно. — сказал дедушка Кентл. — Ночью я такой храбрый — что твой адмирал!